Двадцатый год. Книга первая. Виктор Костевич

участие в концертах – с песнями польского пролетариата. Всё с тем же «Знаменем», теми же «Вихрями», получая законную долю аплодисментов. Несопоставимых, конечно, с овацией, которой награждались настоящие артисты, скажем Аделина Ривкина. Сшитая когда-то по Басиному эскизу хламида статуи Свободы позволяла минчанке демонстрировать волнующий бюст, и если судить по реакции публики, Аля агитировала за народную власть успешнее, чем режиссер Генералов, повсеместно призывавший дать слово товарищу Маузеру. «Вот если бы в исполнении автора…» – пыталась убедить себя Барбара. Оставалось, однако, очевидным: до достижения всеобщей грамотности с Алиным контуром не тягаться и самым отчаянным футуристам.

      Неудачи в киноконцертной деятельности случались редко. Сильнее всех не посчастливилось Барбаре. Однажды в госпитале красноармейцы, заслышав пение на польском, принялись свистеть и выкрикивать ругательства. Особенно неистовствовал один – на костылях, иссохший, позеленевший, с западным выговором. «Что ж такое деется, дорогие товарыши? Мало нас паны на фронтах прымучывают, так от них и тут покою няма?» Положение спасли Ривкина и Генералов. Аля выскочила на площадку в сногсшибательном своем костюме, режиссер последовал за ней – не с Маузером, а с Сережей Есениным. Баська, прибежав в вагон, разревелась от жгучей обиды. В итоге вышло хорошо: Костя отважился погладить ее по волосам и деликатно подержал за плечи. Имей Барбара где уединиться, она бы сумела сделать фендрика решительнее. Но увы – в шикарном двухместном купе она ехала не одна.

      * * *

      Разбуженная шумом с улицы Барбара открыла глаза. Который час? Уже? Страшно не хотелось выбираться из-под одеяла. Выспаться, впервые за несколько недель, в гостинице, в кровати… Под одеялом было так тепло. Но одной – не так уж интересно.

      Словом, ignavia corpus hebetat, labor firmat22, как завещал великий Цельс. Или Гален? Да хоть бы Мюллер. Собравшись с духом, Бася откинула одеяло в сторону.

      На холодный паркетный пол опустилась первая ножка Царства Польского. За нею последовала вторая. Подбежав к зеркалу, настоящему, большому, в рост гостиничному зеркалу, Бася решительно стащила сорочку. В кои веки можно не стесняться и в деталях разглядеть себя всю. В полноте красоты и грации.

      Вопреки ожиданиям увиденное в зеркале – чудом не разбитом за три года разнопартийными жильцами – не обрадовало. В самом деле, какую девушку обрадует вид собственных, выпирающих из-под прозрачной кожу ребер? Скажем прямо – скелета. Не говоря о том, что первая и вторая ножка Царства Польского остались в прошлом – вместе со злосчастной Конгресувкой и династией Романовых23. С чем она вернется в возрожденную Польшу? С двумя тонюсенькими спичками? И это сейчас, когда парижанки совершенно обнажились – почти до самых до колен. Ясно, отчего фендрик не торопится проникнуть в ее пристанище. Он, конечно, ничего пока не видел, но догадывается. Мужчины глупы во многом, но кое в чем, к сожалению, разбираются. Но к сожалению – это для других, не для нее. Образованная женщина выйдет достойно из любой ситуации.

      Зябко приплясывая перед мутноватым стеклом, Бася мысленно

22

Вялость ослабляет тело, труд укрепляет (лат.).

23

Конгресувка – пренебрежительное обозначение Царства (Королевства) Польского, созданного по решению Венского конгресса из части польских земель. Романовы – польские цари (короли) с 1815 г.