Двадцатый год. Книга первая. Виктор Костевич

Не старую, о кровавом дне славы, а новую, «смело поднимем знамя мы наше…» Нарком, уже без Басиного саквояжа, поднимался на подножку салон-вагона. Появлялись всё новые лица. Приехала начальница внешкольного отдела Крупская, супруга предсовнаркома Республики.

      – Аделина, – очень строго сказала Бася, – запомните: у меня нет, не было и никогда не будет любовницы.

      Лицо потрясенной Аделины вытянулось. На смущенном челе обозначилась мысль. Бася доверительно шепнула:

      – Знаете почему? – Аля растерянно крутнула головой. – Мне больше нравится… – Остальные слова она проговорила Але в ухо, нежно-розовое, идеальной формы, ничуть не менее красивое, чем Басино.

      Бедняжка густо покраснела. Возможно, как ни разу за свои девятнадцать лет. Бася, удовлетворившись, ласково кивнула девочке и отправилась на поиски латыша.

      Анатолию Васильевичу внимали столпившиеся у салон-вагона артисты, художники, синеасты, красноармейцы и оркестранты. Рядом с латышом стояла Крупская, тут же был охранник, приехавший с нею, кажется тоже латыш. Тот, что был при Басиных вещах, с удовольствием передал их хозяйке. В отдалении мелькнула фуражка Ерошенко, и Бася стала протискиваться туда – между занимавшим противоположный путь эшелоном и внимавшей наркому толпой. «Особенно хочу предостеречь вас, товарищи, в особенности артистов, от псевдореволюционной халтуры. Глубокое заблуждение считать, что рабочие и крестьяне не в состоянии оценить качество исполнения. Опыт последних двух лет показывает…»

      – Варя, добрый день. Вам не тяжело? – пророкотало сверху густейшее basso profondo.

      Барбара вскинула глаза. Надо же, и он сюда приехал. Выдался свободный день или не посетило вдохновение?

      – Здравствуйте, Володя. Если хотите, можете помочь.

      Вместе с бывшим футуристом они выбрались к головному вагону. Фуражка Ерошенко осталась позади.

      – Кого вы там высматриваете? – спросил поэт ревниво.

      – Несущественно. Пришли послушать Анатолия Васильевича?

      – Вы ведь понимаете зачем. Проводить. Вас. Преподнести подарок.

      – Подарок?

      – Да. Пожалуйста. Прошу вас, возьмите.

      В приоткрытой конфетной коробке чернел миниатюрный браунинг с вензелем на рукоятке, буквы F и N.

      Бася улыбнулась.

      – Чтобы было из чего застрелиться?

      – С вашим несокрушимым душевным здоровьем? Пригодится как пугач. У нас тут по Москве ходить опасно, а вы почти на фронт. Инструкция прилагается. Кто он, счастливый избранник? Покажете?

      – Тайна, – сказала Барбара. – Не сердитесь.

      Фуражка Ерошенко упорно пробивалась сквозь аудиторию наркома. «Еще одна наша задача – способствовать излечению общества, психика которого искалечена двумя жесточайшими войнами. Сейте семена гуманизма и человеколюбия, учите прощать оступившихся, помогайте изжить готтентотскую мораль. Пусть залогом гражданского мира…»

      – Умный хоть? – спросил поэт Барбару.

      – Надежда науки. Древнеримская словесность, славянское языкознание.

      Ерошенко