Две секунды после. Ксения Ладунка

медленно, но все же доходит смысл сказанного. И чем лучше я понимаю, что он имеет в виду, тем сильнее хмурюсь.

      – Потому что иначе этот скандал не утихнет, – продолжает отец, – если мы оставим это висеть в воздухе, то вся наша пятнадцатилетняя работа пойдет прахом. В ином случае на тебе, – он смотрит на Тома, – навсегда останется клеймо насильника и педофила, которое закроет все двери перед тобой и твоей группой.

      – Пап… – я ошеломленно поднимаю на него взгляд.

      – Есть что сказать? – наседает он.

      – Вообще-то, да.

      Отец поднимает брови, как бы позволяя мне открыть рот.

      – Я этого не хочу, – коротко говорю, смотря ему в глаза, – и не буду этого делать!

      Пытаясь найти поддержку, я смотрю на Тома.

      – Ну, скажи что-нибудь! Скажи, что это бред и делать необязательно!

      Но Том молчит, словно оглушенный. Отец машет рукой в мою сторону:

      – Давай, скажи ей. Скажи, что так нужно, это необходимо для твоей работы и бла-бла-бла… Ведь ты-то должен понимать, что вариантов больше нет.

      Том качает головой и закрывает глаза. Понимая, что помощи ждать бесполезно, я защищаю себя сама:

      – Пап, но я только стала жить своей жизнью! Я хожу на работу, посещаю группы, пытаюсь завести друзей. Я не хочу все это обрывать, я просто не могу! Ведь я только стала жить как нормальный человек!

      – Да, дочка, – кивает папа, вдруг становясь более мягким. – Я тоже не хочу втягивать тебя в это, не хочу подвергать опасности и делать мишенью критики. Не хочу, чтобы ты находилась в том обществе, которое может плохо на тебя повлиять. Не хочу подвергать твое здоровье риску.

      Он замолкает на секунду, и в тишине мое бешено стучащее сердце звучит оглушающе громко.

      – Том, давай скажем честно, – говорит отец и смотрит на него, – это полностью твоя проблема. Это твоя карьера, твои риски и твой выбор. Мы предлагаем готовое решение и ожидаем, что ты примешь его. Если согласен, я готов идти с тобой до конца, но в ином случае… думаю, ты и сам понимаешь. Поэтому, – отец встает с кресла, направляясь к выходу и оборачиваясь: – Уговаривай ее. Приводи аргументы, давай обещания, проси о помощи. Сейчас это твоя ответственность, а я не приложу к этому никаких усилий.

      Потом он выходит, оставляя нас с Томом вдвоем в гробовой тишине.

* * *

      От шока я не могу пошевелиться. Том тоже стоит неподвижно, но потом берет себя в руки, подходит и медленно опускается на колени рядом с моим стулом.

      – Белинда, – говорит он и берет меня за локоть, – прости за то, что я сейчас скажу, но… Твой отец прав. Выйти в свет как пара – единственная возможность сохранить репутацию. Показать, что мы… делали все добровольно.

      – Том… у меня нет репутации, и мне ничего сохранять не надо.

      Он поджимает губы, смотря на меня снизу вверх.

      – Да. Это касается только меня. Поэтому я просто… прошу тебя о помощи.

      У меня пылают щеки, уши, начинают трястись руки. Я хочу накричать на него, сказать, что вообще-то я пытаюсь начать жить заново. Я стремлюсь отстроить ее после того, как