Спокойная ночь. Андрей Гупало

дело превращались в сидячие митинги, на которых преподаватели и студенты костерили власть в хвост и в гриву, за “репрессии” в отношении оппозиции.

      Антон с друзьями занимались тем, что выискивали компромат на местных чиновников и распространяли его в сети. Сделать это было нетрудно: то и дело кто-нибудь из сотрудников администрации города попадался на взятках. Прокуратура открывала дела, но редко кто из мздоимцев получал реальные сроки. Ходили слухи, что все в городе: и полиция, и прокуратура находятся под контролем мэра. По мнению кружковцев, он и был головой спрута, душившего в своих "нежных” объятиях весь город. История с предвыборным баннером мэра стала их крайней акцией, расплачиваться за которую пришлось Антону.

      Нина Федоровна знала о настроениях сына. Не раз они спорили о том, как нужно относиться к власти, а иногда дело доходило до ссоры.

      – Ты прочитай Библию, что там сказано: всякая власть от Бога, Антоша!

      – Ну кончено! Даже такая, которая ворует и насилует?

      – Как ты можешь такое говорить! Кто ворует? Кто насилует?

      – Посмотри на Пирамиду, – злился Антон, показывая пальцем в ту сторону, где высился элитный квартал, состоящий из роскошных особняков, соревнующихся друг с другом в высоте и причудливости архитектурных форм. – Они это что, на честно заработанные построили?

      – Может и заработали, откуда ты знаешь?

      – Что?! – еще больше кипятился Антон. – Ну, мама… Я тебя не понимаю: как можно закрывать глаза на откровенное зло? Разве этому учит Церковь?

      Нина Федоровна, обескураженная таким приёмом, терялась и не знала, что ответить.

      – Я не богослов, Антош. Об этом тебе лучше у отца Петра спросить.

      Антон раздраженно махал рукой: поступив в институт, он стал реже ходить в храм и почти перестал видеться с духовником. Да и что мог сказать ему священник, регулярно попадающий в объектив камеры вместе с мэром? Антон не говорил этого вслух, боясь обидеть мать, считавшей отца Петра святым человеком.

      Мать всегда заканчивала спор строгим предупреждением:

      – Помяни мое слово: эти мысли до добра тебя не доведут.

      И теперь, когда Антон попал за решетку, она была совсем не рада своему предвидению. Эти пятнадцать дней, проведенные без него, Нина Федоровна горячо молилась и обивала пороги спецприемника в надежде хотя бы глазком увидеть свою кровиночку. Но слышала в ответ только одно: “Свидания и передачи Громову запрещены”. Вспоминая это мучительное время и глядя на покрытые синяками запястья сына, она поневоле начинала роптать и даже гневаться на тех, кто был виновником его и ее страданий.

      – Если бы дедушка был жив, они бы не посмели… – тихо, но решительно вымолвила она.

      – Что ты, мама? – улыбнулся Антон. – Как ты себе это представляешь? На танке, что ли, приехал бы внука вызволять?

      – Класс! – восторженно отреагировал Глеб на картинку, нарисованную Антоном. – Люк так это открывается и оттуда чел с мегафоном: “Эй, там, на киче!