Темные аллеи. Окаянные дни. Иван Бунин

книгу, – сказала она с приветливым бесстрастием. – Только и радости, что книги, – прибавила она с легкой улыбкой и подошла к полкам.

      Он пробормотал:

      – Добрый день. Я и не слыхал, как вы вошли…

      – Очень мягкие ковры, – ответила она и, обернувшись, уже длительно посмотрела на него своими неморгающими серыми глазами.

      – А что вы любите читать? – спросил он, немного смелее встречая ее взгляд.

      – Сейчас читаю Мопассана, Октава Мирбо…

      – Ну да, это понятно. Мопассан всем женщинам нравится. У него все о любви.

      – А что же может быть лучше любви?

      Голос ее был скромен, глаза тихо улыбались.

      – Любовь, любовь! – сказал он, вздыхая. – Бывают удивительные встречи, но… Ваше имя-отчество, сестра?

      – Катерина Николаевна. А ваше?

      – Зовите меня просто Павлик, – ответил он, все больше смелея.

      – Вы думаете, что я вам тоже в тети гожусь?

      – Дорого бы я дал иметь такую тетю! Пока я только ваш несчастный сосед.

      – Неужели это несчастие?

      – Я слышал вас нынче ночью. Ваша комната, оказывается, рядом с моей.

      Она безразлично засмеялась:

      – И я вас слышала. Нехорошо подслушивать и подсматривать.

      – Как вы непозволительно красивы! – сказал он, в упор рассматривая серую пестроту ее глаз, матовую белизну лица и лоск темных волос под белой косынкой.

      – Вы находите? И хотите не позволить мне быть такой?

      – Да. Одни ваши руки могут с ума свести…

      И он с веселой дерзостью схватил левой рукой ее правую руку. Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: ну, а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом. Он, с трудом переводя дыхание, потянулся к ее полураскрытым губам и двинул ее к дивану. Она, нахмурясь, закачала головой, шепча: «Нет, нет, нельзя, лежа мы ничего не увидим и не услышим…» – и с потускневшими глазами медленно раздвинула ноги… Через минуту он упал лицом к ее плечу. Она еще постояла, стиснув зубы, потом тихо освободилась от него и стройно пошла по гостиной, громко и безразлично говоря под шум дождя:

      – О, какой дождь! А наверху все окна открыты…

      На другое утро он проснулся в ее постели – она повернулась в нагретом за ночь, сбитом постельном белье на спину, закинув голую руку за голову. Он открыл глаза и радостно встретил ее неморгающий взгляд, с обморочным головокружением почувствовал терпкий запах ее подмышки…

      В дверь кто-то торопливо постучался.

      – Кто там? – спокойно спросила она, не отстраняя его. – Это вы, Марья Ильинишна?

      – Я, Катерина Николаевна.

      – В чем дело?

      – Позвольте войти, боюсь, кто-нибудь меня услышит, побежит и напугает генеральшу…

      Когда он