Темные аллеи. Окаянные дни. Иван Бунин

на ее лице стали темней, чернота волос и глаз как будто еще чернее. Она облегченно передохнула:

      – Ох, какая гадость! Недаром слово ужас происходит от ужа. Они у нас тут повсюду, и в саду, и под домом… И Петя, представьте, берет их в руки!

      Впервые заговорила она с ним просто, и впервые взглянули они друг другу в глаза прямо.

      – Но какой вы молодец! Как вы его здорово стукнули!

      Она совсем пришла в себя, улыбнулась и, перебежав с носа на корму, весело села. В своем испуге она поразила его красотой, сейчас он с нежностью подумал: да она совсем еще девчонка! Но, сделав равнодушный вид, озабоченно перешагнул в лодку и, упирая веслом в студенистое дно, повернул ее вперед носом и потянул по спутанной гуще подводных трав на зеленые щетки куги и цветущие кувшинки, все впереди покрывавшие сплошным слоем своей толстой, круглой листвы, вывел ее на воду и сел на лавочку посередине, гребя направо и налево.

      – Правда хорошо? – крикнула она.

      – Очень! – ответил он, снимая картуз, и обернулся к ней. – Будьте добры кинуть возле себя, а то я смахну его в это корыто, которое, извините, все-таки протекает и полно пьявок.

      Она положила картуз к себе на колени.

      – Да не беспокойтесь, киньте куда попало.

      Она прижала картуз к груди:

      – Нет, я его буду беречь!

      У него опять нежно дрогнуло сердце, но он опять отвернулся и стал усиленно запускать весло в блестевшую среди куги и кувшинок воду.

      К лицу и рукам липли комары, кругом все слепило теплым серебром: парной воздух, зыбкий солнечный свет, курчавая белизна облаков, мягко сиявших в небе и в прогалинах воды среди островов из куги и кувшинок; везде было так мелко, что видно было дно с подводными травами, но оно как-то не мешало той бездонной глубине, в которую уходило отраженное небо с облаками. Вдруг она опять взвизгнула – и лодка повалилась набок: она сунула с кормы руку в воду и, поймав стебель кувшинки, так рванула его к себе, что завалилась вместе с лодкой, – он едва успел вскочить и поймать ее под мышки. Она захохотала и, упав на корму спиной, брызнула с мокрой руки прямо ему в глаза. Тогда он опять схватил ее и, не понимая, что делает, поцеловал в хохочущие губы. Она быстро обняла его за шею и неловко поцеловала в щеку…

      С тех пор они стали плавать по ночам. На другой день она вызвала его после обеда в сад и спросила:

      – Ты меня любишь?

      Он горячо ответил, помня вчерашние поцелуи в лодке:

      – С первого дня нашей встречи!

      – И я, – сказала она. – Нет, сначала ненавидела – мне казалось, что ты совсем не замечаешь меня. Но, слава Богу, все это уже прошлое. Нынче вечером, как все улягутся, ступай опять туда и жди меня. Только выйди из дому как можно осторожнее – мама за каждым шагом моим следит, ревнива до безумия.

      Ночью она пришла на берег с пледом на руке. От радости он встретил ее растерянно, только спросил:

      – А плед зачем?

      – Какой глупый! Нам же будет холодно. Ну, скорей садись и греби к тому берегу…

      Всю дорогу они молчали. Когда подплыли к лесу на той стороне, она сказала:

      – Ну вот. Теперь