Из дома вышел человек…. Даниил Хармс

загорелось! – закричал Кузьма Паровозов.

      – И без тебя вижу, – отвечала ему Зинаида Гребешкова.

      – А я весь в супе, – кричал Громкоговоритель.

      Когда немного поуспокоились, Палкарлыч опять начал выкрикивать:

      – Петр Сапогов! Мария Гусева! Николай Пнёв!

      На другой день вечером, когда Палкарлыч показывал детям новое гимнастическое упражнение, вдруг стало опять темно.

      Федул Карапузов, Нина Веревкина и Николай Пнёв, повторяя движения Палкарлыча, поскользнулись в темноте и упали на пол.

      Петр Сапогов, воспользовавшись темнотой, ударил Громкоговорителя кулаком в спину.

      Кругом кричали:

      – Опять потухло! Опять потухло! Принесите лампу! Сейчас загорится!

      И действительно электричество опять загорелось.

      – Это ты меня ударил? – спросил Громкоговоритель.

      – И не думал, – отвечал Сапогов.

      – Тут что-то неладно, – сказал Палкарлыч. – Ты, Мухин, и ты, Громкоговоритель, сбегайте в соседний дом и узнайте: если там электричество не тухло, как у нас, то надо будет позвать монтера.

      Мухин и Громкоговоритель убежали и, скоро вернувшись, сказали, что, кроме как в Детском доме, электричество не тухло.

      На третий день, с самого утра, по всему Детскому дому ходил монтер с длинной двойной лестницей-стремянкой. Он в каждой комнате ставил стремянку, влезал на нее, шарил рукой по потолку, по стенам, зажигал и тушил разные лампочки, потом зачем-то бежал в прихожую, где над вешалкой висел счетчик и мраморная дощечка с пробками. Следом за монтером ходили несколько мальчишек и с любопытством смотрели, что он делает. Наконец монтер, собираясь уходить, сказал, что пробки были не в порядке, и от легкой встряски электричество могло тухнуть. Но теперь все хорошо, и по пробкам можно бить хоть топором.

      – Прямо так и бить? – спросил Петр Сапогов.

      – Нет, это я пошутил, – сказал монтер, – но во всяком случае теперь электричество не погаснет.

      Д. Хармс. Автопортрет. 1924

      Монтер ушел. Петр Сапогов постоял на месте, потом пошел в прихожую и долго глядел на счетчик и пробки.

      – Что ты тут делаешь? – спросил его Громкоговоритель.

      – А тебе какое дело, – сказал Петька Сапогов и пошел на кухню.

      Пробило 2 часа, потом 3, потом 4, потом 5, потом 6, потом 7, потом 8.

      – Ну, – говорил Палкарлыч, – сегодня мы не будем сидеть в темноте. У нас были пробки не в порядке.

      – А что такое пробки? – спросила Мария Гусева.

      – Пробки, это их так называют за их форму. Они…

      Но тут электричество погасло, и стало темно.

      – Потухло! – кричал Кузьма Паровозов.

      – Погасло! – кричала Нина Веревкина.

      – Сейчас загорится! – кричал Громкоговоритель, отыскивая в потьмах Петьку Сапогова, чтобы, как-бы невзначай, дать ему подзатыльник. Но Петька не находился. Минуты через полторы электричество опять загорелось. Громкоговоритель посмотрел кругом. Петьки нет как нет.

      – Завтра позовем другого монтера, – говорил Палкарлыч. – Этот ничего не понимает.

      «Куда