Крылатые качели. Максим Берсенев

дошли до стойки охраны. Мама обняла меня, отец снова потрепал по плечу, они попрощались с охраной, вышли. Я тоже двинулся к двери в отделение, но охранник остановил негоромко:

      – Погоди.

      Подошел ко мне с ручным металлодетектором, почти таким же как у московских конвойных, но с перемотанной синей изолентой рукояткой и тщательно поводил им вдоль меня, не забыв и пакет. Потом ушел за стойку и кивнул на дверь. Загудел замок, и я пошел к посту. Отдал пакет Алевтине Ивановне, она положила пока его под стол и спросила:

      – Много там посетителей осталось?

      – Елизавета Федоровна одна там, ждет новых.– Я подумал, что мама захочет увидеть меня в окно и спросил,– можно мне к окну подойти, помахать родителям?

      Ивановна посмотрела на часы и сказала:

      – Сходи, сходи. Пойду поменяю Федоровну.– И тяжело ступая ушла в комнату свиданий.

      Я стоял у окна и ждал. Родители сразу нашли мое окно и замахали. Мы немного попереговоривались жестами, потом они еще помахали и пошли. Отец крепко поддерживал маму за локоть, смотрел в сторону, иногда кивая. Мама, наверно, передавала ему свои впечатления, а тот думал о своем. Перед тем как уйти за угол первого корпуса Больницы, они еще немного помахали мне, наверно, они уже не различали меня в темном окне, а я их на фоне снега отлично видел. Минут через пять в гору резво взобралась наша машинка, я как будто увидел, как мне оттуда машут, но, конечно, было слишком далеко.

      Я уже повернулся и хотел пойти обратно в надзорку, как услышал знакомый рык-так мог рычать только левин “Мустанг”! Он показался из-за угла, где недавно скрылись родители и подкатил к тому входу, который был почти прямо под окном, где я стоял, а не с другой стороны корпуса, где заходят посетители и где заходил я с конвоирами. Вышел Венька, размял колени, попрыгал, через минуту вылез Лева. Оба они не видели, как я показывал им, что надо обогнуть здание и зашли в подъезд. Послышался звонок, которым обычно возвещает о своем приходе смена утром и вечером. С поста поднялась Федоровна, а я выглянул из зарослей:

      – Елизавета Федоровна, это ко мне приехали, они не знают, что надо с другого входа.

      Та ничуть не удивилась, махнула мне рукой, мол, обычное дело и ушла через дерматиновую дверь. Через минуту Венька с Левой вышли и, смеясь и жестикулируя, направились по правильному курсу. Снова не догадались посмотреть наверх, где я приплясывал, одновременно изображая радость и указывая им путь. Скрылись.

      Я выбрался из “джунглей”, Федоровна уже снова сидела на посту и улыбаясь, сказала:

      – Друзья твои-вежливые, приличные такие мальчишки, в институте учатся, наверно?

      – В Университете, да,– я был в нетерпении и едва не прыгал на месте.

      Уловив мое состояние, она поскорее отпустила меня на свидание. В комнате охраны их пока не было, я прошел дальше. Там, к счастью, было немного народа: к Герцогу приехала, судя по всему, дочка-невзрачная женщина лет тридцати в больших очках. Она молчала, сжав на коленях серую сумочку, а Герцог не торопясь вкушал сиреневый йогурт пластиковой ложкой. Он был целиком поглощен процессом и на дочь не обращал