Эра смерти. Эра империи. Майкл Салливан

Роан, снова будто разговаривая сама с собой.

      – Ты дергаешь и жуешь свои волосы, Роан, – ухмыляясь, заявила Мойя. – Это знак, что в твоей прославленной голове что-то происходит.

      Роан пожала плечами:

      – Мало что.

      – В твоем случае мало что может изменить ход войны. Положение вроде как отчаянное, так что уж прости, если я кажусь немного надоедливой.

      – Ну, просто… – Роан уставилась на Трессу, словно обращалась только к ней. – Разве ты не говорила, что ключ может открыть любой замок в Пайре? Не только двери, да? А мы заперты.

      – Образно выражаясь, – возразил Дождь. – Нельзя вставить ключ в нечто образное.

      Округлив глаза, Тресса поднесла дрожащую руку к груди.

      – Должно помочь.

      Сунув руку под рубаху, она поспешно шагнула в луч света.

      – Подожди, – остановила ее Мойя. – Что ты собралась делать?

      – Не знаю, – призналась Тресса. – Может, просто приложу ключ к стене и помолюсь.

      Мойя облизнула губы.

      – Рано пока. – Она выглянула в окошко и стала натягивать лук. – А ну как получится, а нам ведь еще с Голлом разбираться.

      – Получится, – заявила Тресса.

      Мойя сдвинула брови.

      – По правде говоря, я начинаю тебе верить, но это так раздражает. Почему Малькольм просто не пошел с нами?

      – Не мог, – ответила Тресса. – Он мне об этом говорил. Он бессмертный. С Мьюриэл та же история. Сюда пускают только мертвых.

      Этот сукин сын меня проклял, – вспомнила Брин слова Мьюриэл. – Подарил вечную жизнь. Я его ненавижу.

      И тут все встало на свои места. Все фрагменты сложились в идеальную, ужасную, упорядоченную картину.

      Мьюриэл сказала: «Я его ненавижу. Всеми фибрами души».

      Мать Брин говорила: «Ни наше существование, ни мир не должны были быть такими. Мир сломан, и мы продолжим так существовать, пока его не починят».

      Дроум поведал: «А потом жадность и высокомерие Уберлина положили всему этому конец».

      Но главным изобличающим фактом было признание Малькольма в том, что это он сломал мир.

      От следующей мысли Брин едва не задохнулась.

      О, благословенная Мари! Да ведь Малькольм и есть Уберлин!

      – Наверное, в этом есть смысл, – сказала Мойя.

      Брин ошарашенно подняла голову, но быстро поняла, что Мойя отвечает Трессе. Не важно. Наконец она сообразила, что, по мнению Дроума, ей нужно было знать.

      Малькольм – бог зла.

      Дождь перестал долбить камень киркой и посмотрел на нее:

      – Ты свободна.

      Глядя в узкую щель, Мойя дожидалась Голла. Гигант не стоял на месте. Он бесцельно расхаживал туда-сюда, иногда останавливаясь без всякой видимой причины, а затем переходил на другое место. Одноглазое создание то и дело било себя по голове, кашляло или наносило удары по воздуху. Наблюдая за ним, Мойя пришла к выводу, что он не намного умнее камня.

      Да еще этот его единственный глаз… По правде говоря, глаз более всего беспокоил Мойю. Мало того, что у него нет пары,