Эра смерти. Эра империи. Майкл Салливан

бороду и проведя языком изнутри по нижней губе, продолжил изучать состояние своих ног.

      – Верно, – согласилась она. – На самом деле, это даже не камень. Это всего лишь идея, да?

      – Ага, – ответил гном. – Всего лишь идея.

      – Может, это как Искусство, – высказался Гиффорд. – Арион говорила, важно верить в себя. Если веришь, что можешь что-то сделать, битва наполовину выиграна.

      – То же самое и с настоящими битвами, – заявил Тэкчин. – Это не раз спасало мою шкуру на протяжении столетий, которые я провел в военных кампаниях с Нифроном.

      Дождь кивнул:

      – Ну, про это я ничего не знаю, зато когда имею дело с камнем, уверен в себе на все сто. – Сняв со спины кирку, он занес ее. – По мне, так это самый что ни на есть камень. – Изящным, легким движением Дождь вонзил острие кирки в пол.

      Погруженную в свои мысли Брин застал врасплох громкий треск, который в глухом пространстве стен показался еще более резким. Это был не звук металла, ударившего о камень, а скорее столкновение двух противоборствующих идей: воли бога и стремления одного из его последователей к свободе. Кусок камня откололся, а на мраморном полу образовалась выбоина.

      – Это не так много, – заметила Мойя.

      – Ага, но уже кое-что, – заверил ее Дождь и вновь опустил кирку.

      Божественный мрамор поддавался с трудом. По крошечной темнице градом посыпалась каменная крошка. Каждый последующий удар расширял дыру, и наконец Дождю удалось высвободить сначала одну ногу, а затем и вторую.

      Лицо его осветила широкая улыбка.

      – Теперь, когда я могу двигаться, мне будет проще управиться со всеми вами.

      Он подошел к Мойе. Та вздрогнула, когда он разбил пол возле ее лодыжек.

      – Осторожно, – сказала она. – Пальцы мне еще могут пригодиться.

      Брин снова попыталась отгородиться от шума и сосредоточиться. Ей предстояла важная работа. Если она когда-нибудь вернется в мир живых, знания, которые она принесет с собой, окажутся ценнее любого тайного клада. Но их было так много, а понимала она так мало. Она чувствовала, что в глубине ее разума таится какая-то мысль – пугающая, неуловимая, где-то на грани сознания. Это ощущение было сродни раздражению, которое возникает, когда знаешь, что чего-то недоделала, но понятия не имеешь, что это может быть.

      – Тэтлинский зад! – выругалась Мойя.

      Брин решила, что Дождь задел Мойю, но та уже освободилась из каменного плена.

      Мойя подошла к окошку и выглянула наружу.

      – Что? – спросил Тэкчин. Дождь как раз взялся за камень вокруг ног галанта.

      – Толщина стены футов пять.

      – Замечательно. А время работает против нас, – сказал Тэкчин.

      Мойя прижалась лицом к окошку, загородив тусклый свет, и темница вновь погрузилась во мрак.

      – Что там снаружи? – спросил Тэкчин.

      – Ну… Дроум ушел. Не вижу его, но… ой, здрасьте! – Мойя отдернула голову от окна в тот самый миг, когда что-то с грохотом врезалось в стену.

      Брин