Апостол Судьбы. Юлия Валерьевна Щербинина

её шейную артерию. Долго пыталась, неуклюже. Потом подняла на меня испуганные глаза.

      ‒ Это… это же не я, да?

      Я отрицательно покачал головой.

      ‒ Это её образ жизни. Она поплатилась за всё.

      ‒ Но из-за чего же…

      ‒ Сердце, видимо. Инфаркт или что-то вроде того, ‒ сделал я вид, что ничего не знаю, и сложил руки в карманы куртки. Полина поднялась обратно и ткнулась спиной в стену напротив меня.

      ‒ Что мне теперь делать? ‒ просипела девушка.

      ‒ Для начала вызвать полицию и скорую, пройти волокиту с допросами, похоронами и справками. А потом жить, Полина. Жить для себя, полноценной жизнью.

      ‒ Я не умею…

      ‒ Придётся учиться. Теперь твоя судьба только в твоих руках. Вернёшься на любимую работу, приведёшь себя в порядок, и всё у тебя наладится. Может, со временем в институт поступишь, как пойдёт. А теперь не тяни кота за хвост, пока не вышли соседи и не подумали не бог весть что. Сейчас же звони в скорую и полицию.

      Полина потеряно закивала, полезла по карманам и вытащила кнопочный телефон. Пока она набирала номер, дрожащими пальцами то и дело тыкая не в те цифры, я стал спускаться вниз по лестнице, остановился рядом с мёртвой женщиной и обернулся.

      ‒ Ты только не говори про меня. Никого здесь не было, кроме тебя с матерью.

      На что Полина ещё сильнее закивала и, заикаясь, пролепетала:

      ‒ Да, я… я… и не с-собиралась.

      ‒ Удачи.

      Я не стал ждать, смотреть, что будет дальше. Худшего не случилось, это главное.

      На улице, пока я добирался до дороги, где стоит наш внедорожник, зазвонил мой телефон.

      ‒ Антон мне звонил, ‒ сказала Дарья. ‒ Я заглянула в будущее этой Полины, и там всё изменилось. Морально, конечно, ей придётся трудно, материально тоже. Похороны, все дела. Но всё наладится. Вернётся на любимую работу, начнёт наконец-то себя уважать, более или менее научится жить в обществе. Хоть и постепенно. Ты, как всегда, молодец.

      ‒ О-о-отлично! ‒ улыбался я, щурясь от снега, идя спиной вперёд и прикрывая от ветра рот и микрофон телефона.

      В машину я сел весь облепленный снегом. Попытался отряхнуть ботинки на улице, постучав ногами, но дверь пригрозилась сорваться с петель и дать драпу, так что оставил эту затею, завалился на заднее сидение и смачно выдохнул.

      ‒ Ну наконец-то! С успешным выполнением ещё одной апостольской миссии, товарищи. Теперь можно ехать домой, ‒ с чувством выполненного долга объявил я.

      Но отвечать мне никто не торопился. В машине стояла тишина. Только ветер выл за окнами, и Патриот периодически качался. Всё меньше и меньше мне нравилось это застывшее молчание, и я настороженно проговорил:

      ‒ Почему вы так… неприятно молчите?

      Антон поставил на блокировку телефон и положил его на панель.

      ‒ Дорогу на Норильск закрыли. Из-за неблагоприятных погодных условий. Даже автобусы не ездят.

      ‒ А когда откроют? ‒ осторожно поинтересовался я.

      ‒ Вряд ли раньше утра. Так что ночевать нам сегодня в машине.

      Снова