Черный Арагац. Иван Любенко

пачку белых салфеток, вышел в коридор вместе с мальчуганом.

      Шторка отъехала, и за ней опять возникла брюнетка.

      – Не будете ли так любезны отворить окно? – попросила дама студента.

      – Конечно.

      Клим попытался поднять окно[6], но оно заело и никак не хотело поддаваться. Послышалось открывание двери, и возник купец с сыном.

      – Давайте я вам помогу, – выговорил вошедший и тоже принялся бороться с рамой, сдавшейся в конце концов под напором двух мужчин.

      – Ну вот, – облегчённо вздохнул Бессарабов. – Теперь будет не так душно.

      – Папа, мне опять в нужник надобно, – проскулил мальчик.

      – Да что же такое с тобой, Гришенька? Говорил же тебе не ешь немытые сливы. А ты не послушался. Теперь вот бегаешь… Ну что ж, делать нечего, идём…

      Отец с сыном вышли, и в купе возникла неловкая тишина.

      – Вы не будете возражать, если я закурю? – спросил Ардашев.

      – С удовольствием составлю вам компанию, – пропела Вера Александровна, и у неё в руке оказалась пахитоска.

      Студент учтиво поднёс даме огонёк спички и закурил «Скобелевские».

      Вновь появился отец с сыном. Усаживаясь, купец вынул платок и, промокнув потный лоб, сказал:

      – Хорошо, что взяли первый класс. И нужник имеется, и умывальник. Очереди нет, как во втором классе. Хоть и общие удобства, но зато они имеются. Знаете, мне много приходится колесить по рельсам. И больше всего возмущает наша Ростово-Владикавказская железная дорога. Вроде бы частный капитал, акционерное общество, а на всех тридцати восьми станциях нет ни одного современного ватерклозета. Только уличные, деревянные, сколоченные из грубых досок… И все пассажиры третьего класса во время стоянки на станциях выстраиваются в очередь. На барышень смотреть жалко… Понять не могу, отчего у нас так в России? – выговорил Михаил Петрович и тоже задымил папиросой.

      Климу не хотелось пускаться в рассуждения. Он лишь кивнул согласно и промолчал.

      Свежий ветер врывался в купе вместе паровозной гарью, оставляя сажу на стенах и вещах пассажиров.

      – А как вы относитесь к коньяку? – поинтересовался негоциант.

      – Вообще-то положительно, но день только начался, и думаю, мне пока не стоит, – смущённо вымолвил молодой пассажир.

      – А вот здесь я с вами, сударь, не согласен, – покачал головой Михаил Петрович. – Вы позволите мне вновь пробраться к саквояжу?

      – Прошу.

      На столике возникла серебряная фляжка, три рюмки и коробка шоколадных конфект. Бессарабов очень проворно их наполнил.

      – Друзья, предлагаю выпить за знакомство!

      – Разве что одну, – сдался Клим.

      – А я с большим удовольствием! – улыбнулась Вера Александровна.

      – Папа, а можно мне конфекты? – вопросил мальчик.

      – Конечно, Гришенька, бери.

      – Ага, спасибо.

      – Кушай на здоровье.

      Бессарабов вновь налил коньяк, но в этот момент Вера Александровна проронила:

      – Клим, а вы не могли закрыть окно. Я просто задыхаюсь от угольного смрада. Встречный ветер

6

Окна в российских вагонах того времени открывались вверх, как в домах Англии и США.