Агония, 88. Демид Дубов

миру всем, чем мы только можем, понятно? Банка тушенки… Найдутся поля, найдется рассада картошки. Будет тушенка с картошкой. Найдутся места, найдутся горы, куда не долетело, будет нам и воздух. И что же? Должна быть несбыточная мечта, такая, после которой мир скорее схлопнется, нежели возникнет другая. Если мы думаем сейчас лишь о еде, да о сохранности собственной шкуры, какие мы к черту коммунисты? – прихлопнул он по казеннику пушки. – Чем мы тогда отличаемся от капиталистических свиней, запустивших ракеты по нам и по нашим братьям? Если каждый из человечества будет думать только о себе, если будет мечтать только о сытом пузе, всегда будут голодные, и всегда будут те, кто будет этих голодных уничтожать. Мечта, Юрген… – снова взяв банку с кормом, командир ткнул в его сторону своей закопченной ложкой. – Мечта – это то, что отделяет нас от животных.

      – О чем ты мечтаешь, Тилль? – мрачно, но с усмешкой спросил наводчик, глянув в триплексы. Шторм за бортом танка начал потихоньку сходить на нет.

      – Я? – туповато переспросил тот, пригладив рычаги. – Хочу розочку на рычаг передач.

      – Ха-ха-ха. – командир рассмеялся. – Если Уральский завод еще цел, я напишу туда письмо, чтобы они тебе ее прислали.

      – Я мечтаю о звездах, товарищ командир. – механик-водитель вдруг помотал головой в капюшоне ОЗК. – Мечтаю, что когда-нибудь нам откроется их тайна, и что мы не станем ограничиваться Землей. Что исчезнут гетто, исчезнут трущобы, и мир станет изучать просторы невероятного размаха.

      – Дачу на Плутоне захотел? – язвительно спросил его Юрген. – А я вот девушек хочу. С десяток девушек, понимаете. Нет ведь ничего прекраснее в этом мире, чем те, на кого хватает только бросить взгляд, чтобы мир вокруг расцвел всеми красками.

      – И что же в этом сокровенного, и несбыточного, умник? – уколол его Тилль.

      – Да где же их теперь… В этом мертвом сезоне модные только грязь, грязь, красные рубцы на лице и полное отсутствие возможности полюбоваться красивым нижним бельем. Так что да, друг мой, эта мечта в моей жизни больше не воплотится.

      – Ты это брось, сержант. – подтянувшись к люку, Соннеман глянул в залитые радиоактивной водой триплексы и понял, что дождь кончился. – Кто знает, может венгры нам помогут? Еще повоюем, еще протянем и с запчастями, и с топливом. И с боекомплектом, чем черт не шутит?

      – А там и командование подтянется. – продолжил за него механик. – Может уже есть места расселения для зараженных? И определят нас, друзья, в старую добрую Софию, на берегу моря, где полно звезд, и где еще открыт бархатный купальный сезон.

      – Именно, Тилль. – опуская маску на подбородок, выкинув пустую банку в ноги, поддержал его командир. – Заводи. Дождь кончился.

      Одиноко стоящий и возвышающийся над безжизненной пустыней, похожий на грязевой холм танк заревел своим двигателем. Побитая жизнью, оплавленная машина с сорванными боковыми резинотканевыми экранами начала ворочать в еще сильнее раскисшем болоте из грязи и радиоактивной