Завтрашний царь. Том 1. Мария Семёнова

да юркий, отроческих статей поводырь. Имя поводыря не всякому укладывалось на язык: Хшхерше. Он утверждал, будто происходит из морского малорослого племени, но каждому встречному поди объясни. Ни́зень, ёра, кувыка!

      Нынешний торговый день их щедро вознаградил. Зря ли Хшхерше считали самым ловким на язык среди четверых! Это он придумал облекать сплетни водоносов в попевки. Хлёсткие и короткие. Такие, примером:

      Вот купец, богат на диво!

      По трудам ему нажива!

      Он объехал целый свет,

      А сыночка рядом нет!

      Нехорош возрос помощник.

      Люди добры, киньте грошик!

      Кувыки были люди учёные, битые. Имён-прозваний в попевках не возглашали. Молодой Радиборович всё равно почему-то кинулся в кулаки. Спасибо людям, оттеснили. Подняли гусельки, закрутили съехавшие шпенёчки, вернули Клыпе:

      – Гуди знай, хроменький.

      И он стал бросать руку вверх-вниз. Горбун Бугорок стукнул в бубен, слепой Некша запел:

      Дочку мать драла за косу,

      А теперь подмоги просит,

      Потому как сын-надёжа

      Без гульбы прожить не может.

      К нищете не счесть дорожек.

      Люди добры, киньте грошик!

      – Так это ж про вдову Опалёниху!

      – Бегали к ней напрасных детей замертвлять, ныне стыдятся.

      – А помните, желанные, как от дочери отреклась?

      – Ещё бы не помнить!

      – А теперь: я не я, дочка снова моя.

      Люди охочи смеяться. Особенно глупости и неурядице за соседским забором.

      – А дочерь что?

      – А она матери: нешто Киец мой трудится, чтоб Хвалько в кружале гулял?

      – Ишь твёрдости набралась. А вдова?

      – А вдова: вот тебе материнское отвержение, живи киловата, не понесла да не понесёшь.

      – О как! А не Вяжихвостка языком наплела?

      – Правда истинная, желанные. Баба Моклочиха при том была, своими ушами слышала.

      Гудела, вынося попевку, зубанка Хшхерше. Бренькали гусли, лад не в лад стучал бубен. Было весело, потешно, задорно, всё удавалось. Некша допел слова, нашарил пыжатку, повёл вместо голоса. Песня, красы ради, смело забиралась в верха, и они давались Некше через великую силу – устал. В распяленный колпачок сыпалась мзда, да не подаяние убогим, а полновесный почёт.

      Теперь трое шли к себе на Отоки, где ютились приживальцами у вдовушки Карасихи. Скоро Глиняный мостик, потом Ломаный, потом Рыбный…

      – Так дело пойдёт, – задумался Хшхерше, – в людях мыкаться перестанем, свой дворик выкупим.

      – На Ржавой где-нибудь. У болота.

      – Широк двор, два шага вдоль…

      – Если млад Радиборович не отнимет да обизорники не налетят.

      – Тьфу на тебя! Не поминай даже!

      – Нищий забот не ведает, богатей с оглядкой живёт.

      – Двор будет, жениться захочется!

      Улица Клешебойка незаметно втекла на Глиняный мостик. Здесь была не самая богатая и красивая часть города, но всё-таки дома за заборами и псы во дворах. Чтобы войти в такой