Завтрашний царь. Том 1. Мария Семёнова

Комыня словно бы покачался на самом краю… и ринулся в бездну:

      – Противно воле Владычицы было это рождение… Восставить бы её волю…

      Пороша молчал. Тень в сумерках, ни глаз, ни лица. Комыня тряскими руками потянул из пазухи свёрток:

      – Великой платы не возмогу… да и трудов вам… земной руке… не дело, безделица…

      Улица Днище

      Насмешка была в том, что кратополая одежда мораничей, скроенная для свободы движений, была во многом схожа с платьем противных им скоморохов. Только глумцы для своих представлений и плясок рядились в яркое да цветное: не хочешь, заметишь. Другое дело тайные воины, избравшие суровость портов. Пришёл из сумерек и ушёл, никем не досмотренный!

      После привычных заплатников мирская одежда, заимствованная в Кутовой Ворге, была неудобна. Длинные полы хотелось воткнуть за пояс, чтобы не мешали скорому шагу. Орудники так и поступали на безлюдной дороге.

      – Чур, я волю исполню! – канючил Шагала. – Ты всему умудрён, а мне проучка потребна!

      Присутствие Комыни его не стесняло.

      – Я болючую болесть призывал уже, отзывал… У тебя которое орудье, а у меня? Чур, я, ладно?

      Хотелось щунуть его, но возле саней Кербоги Пороша уразумел – этот так и будет мозжить, доколе рукавицу в рот не вобьёшь.

      – Оглядимся, видно будет, – буркнул он наконец.

      Комыня жил в небогатой части Ватры, у самой Ойдриговой стены. Его улица, рекомая Днище, была памятью стародавних времён, когда на лесном берегу возводили свои кабаны чумазые углежоги. Теперь уголь для горнов выжигали далеко, на бедовниках. В куту держали верх кузнецы, а улица Днище изведала запустение. В студные дни её до середины затягивало туманом.

      Миновав Южные ворота, трое почти сразу свернули с Полуденной на улицу Третьих Кнутов. Комыня стремился поменьше мозолить глаза соседям, оттого вёл тайных воинов заугольями. Пороша никогда не сознался бы, но, пожалуй, был ему благодарен. Орудные пути заводили его на купилища и в большие деревни, но в город – доселе ни разу. Гомонящее многолюдье ста́мливало хуже бесконечных вёрст стужами. Давило, лишало ясности мыслей. И это ещё будень стоял. Как же тут в торговый день всё бурлит?..

      Шагала не зря вникал в начертания. Когда пересекли Царскую, он сразу спросил:

      – А что, здесь вдоль стены улицы Кнутов нету? Четвёртых, примером?

      – Это, батюшка вольный моранич, от нашего обычая казни обходом, – пояснил Комыня. Шагала ему годился в младшие сыновья. – За Позорными воротами осуждённику дают первых кнутов… потом ещё у Восточных и Южных, а возле Последних бьют уж вдосек, на то они и Последние.

      Пороша сообразил: речь шла о тех самых кнутах, которых, по легенде, отведал когда-то первый котляр. Странное было чувство. Наверно, оттого, что, уходя на орудье, ни о каком Шегардае они думать не думали.

      – Наша казнь краше, – похвастал Шагала. И размечтался: – А когда теперь обходом сечь будут?

      – Сами не знаем. Старцы твердят, царевича торжественной казнью почтить бы, да где же для неё злодея найти?

      Ближе