Искры Последнего Лета. М. Коваль

Лель, несмотря на свое исключительно божественное происхождение, пребывая долгие годы в статусе среднего порядка духа, храмов не удостоился, оттого и принимал молитвы, а вернее прошения, что ввиду содержания их исключительного и молитвами назвать стыдно, в святилищах, матери его предназначенных, а то и вовсе собирал то тут то там редкий людской ропот.

      Лель приходился родным сыном, или тем, кто в Прави имел обычай так зваться, великой Ладе, что особо почиталась людьми, будучи одной из перворожденных богов, а также властительницей любви, красоты и весенней пахоты. Однако же достались ему от нее в надел лишь чувства первые да полные страсти, коим веры в народе во все времена было не много. Меж тем брат его родной, Полель, оказался занят куда более важным делом: людей нерушимыми узами связывает, на жизнь счастливую и плодородную благословляя.

      Так и повелось, что Полель был на свадьбах гостем желанным, невидимый глазу почести собирая, встал подле матери он в Прави великой, тогда как сам Лель, в Яви обосновавшись, по свету странствовал, время от времени поручения исполняя семьи своей над миром возвышающейся, да ни ногой без причины весомой в него не ступающей.

      Вот и сейчас велено было Лелю не позднее средины изока явиться в град Корчев, чтобы союз знатный одарить любовью пылкой да лаской что цветы яблони нежной – видать ни того ни другого в достатке в нем не было, а князь уж шибко молился, дары многочисленные к храмам матери да брата лелевых возлагая. Смилостивились над ним всемогущие боги, Леля в ответ послав. Но это уж как посмотреть…

      Сам Лель от дела ему порученного особого восторга не испытывал. Много ли пользы, думал он, от его помощи, если страсть в один миг рассеется, а супруг камнем на шее болтаться останется, что к земле пуще всякого прочего иных тянет. Тем не менее лишних вопросов он как водится старался не задавать – в конце концов, куда ему духу простому судить о союзе, небесами, чтоб их, благословленном.

      Впрочем в последние пару сотен лет Лель вовсе к полемике не был склонен, стараясь избегать острых углов и встреч со своей глубокоуважаемой семьей, состоящей, по его скромному мнению, из сущностей занятых исключительно собственным увеселением. Не прекращали греметь словно исполинские колокола в Прави пиры; божественными яствами уставлены столы, покрытые скатертями о золотых нитях, разносятся ударяясь о небесные своды мелодии самогудов¹⁷, тогда как Явь уже давно приютила зло на землях своих и в душах людей, их топчущих.

      Честно сказать, услышанное Лелем на площади не было ему в новинку. Дни, проведенные бок о бок с простыми смертными, складывающиеся в лета, давно дали понять ему, что люди без каких-либо раздумий променяют одну жизнь на десять или двадцать других жизней, а то и вовсе на личное счастье.

      Картина становится еще более одухотворенной, а возможно и начинает отдавать нотами праведничества, когда выбранная, нередко образом далеко не случайным жизнь, обрывается во славу богов. Кто же осудит добрых служителей, защищающих семьи свои да соседей и уважающих порядки