Искры Последнего Лета. М. Коваль

уклад жизни.

      Потому, посочувствовав попавшему на зуб медведю али волку иноземцу, а также похоронив его изуродованные члены со всеми возможными в данной ситуации почестями, все приготовились благополучно забыть о произошедшем.

      Однако же последовавшие за ним события никому полной грудью вздохнуть не позволили.

      Хоть и не видно было зверя посла погубившего, да все же стали после случившегося люди на лес косо поглядывать. С опаской смотрели они на тропу в лес ведущую да немногих тех путников остерегали, что путь свой по ней сократить намеренье изъявляли, – знай объезжай, да покоен будь.

      Но были и те, кого объездная дорога к намеченной цели во век не приблизит – деревушка махонькая в самой сердцевине того леса стоит. По правде, ее и деревней назвать было сложно – новое было место, малообжитое, много труда требовавшее, но на урожай от того щедрое.

      Сошлось туда всего несколько семей с соседних поселков. И хоть не родня близкая, да все ж не с поля вихрь¹¹ – не бросили их старые соседи: кто утварь медную на обмен приносил, кто шерсть да мед на травы целебные выменивал, а то и бывало за так отдавал. Стало быть, поддерживали друг друга как могли, то и дело на лесной толпе с гостинцами сталкивались.

      И столь уверенно протоптана была та тропа, что вскоре, несмотря на сомнения и тревогу, душу что кошки терзавшие, вспомнил о долге соседском местный гончар, в последние пару лет наравне со многими прочими обычай заведший обменивать утварь глиняную у народа, в чащобе поселившегося, где глины той с гулькин нос было, на грибы да я годы, что лишь в самой глубине чащи росли.

      Не секрет – любой лес опасен своим обитателем диким и ложными тропами. Только как пять своих пальцев гончар его знал. А как сын его, дюжий малый, подспорьем в пути служить вызвался, так и вовсе от сердца у всех отлегло.

      Не ждал народ беды новой, да только ни один из отправившихся в лес мужчин, даже после месяца ожиданий, домой не вернулся.

      Насторожились люди: одно дело чужака задрали, другое – соседа, что не раз уже лес обошел, да местной живности все повадки знал.

      Стало быть, новый да люто свирепый зверь в здешних краях объявился, неведомы его обычаи. Перестали пастухи скот водить к краю леса пастись – кто знает, что в голову душегубу взбредет, неровен час самим к нему на зуб попасть.

      На ту пору Еремей, тот самый пастух, что рядом с кусками покойника без памяти найден был, давно пришел в себя от забытья да горячки жуткой, но на людях с того момента больше не появлялся, все больше в избе, по наставлению лекаря пришлого, отсиживаясь и на слабость в членах ссылаясь.

      Однако же дела до него, кому-то кроме семьи его собственной, на фоне поднявшихся волнений было мало – как свидетель происшествия, что положило начало всей этой мрачной истории, он был практически полностью бесполезен – видевшие его поговаривали, что леденящий душу и пробирающий до самых костей страх сковал его разум и тело: то и дело мальчишка в себе терялся, то заполошно по избе носился, то,