Королевские чётки. Зерно чужестранца. Мари Мальхас

них изображался. Преступников же позволялось рисовать во всей красе! Считалось, что их, итак, уже коснулся дьявол.

      – Боже мой, и вот так люди увидели меня! – пробормотал Дарган. Его вздох исказился в шлеме и показался стоном.

      – Какая же у них хорошая память!

      – Как бы они и тебя не запомнили.

      Я только пшикнула. Уж я-то, отслужившая в Армаде четыре года бок-о-бок с бойцами Королевской армии знала:

      – Все чужестранцы для них на одно лицо. А после появления кодексов, в нашу сторону предпочитают вовсе не смотреть.

      – Вот как?

      «Да уж, теперь не увидишь стражника, избивающего чужестранца, а вот серенидца запросто…»

      Мне вдруг стало стыдно, что я ещё вчера назвала это нормой и даже никогда не задумывалась над этим, в то время как провозглашала себя борцом за равенство. Осудила Даргана за то, что он вступился за серенидца перед стражниками, а ведь сама недавно делала то же самое, только заступаясь за таприканцев. Так кто из нас ещё расист?

      – Дарган…

      – Да?

      Я сама не поняла, что хотела сказать ему. Возвращаться к старой теме было глупо, но хотелось дать понять, что я поддерживаю его. Я упёрлась взглядом в его спину, сжала пальцами выбивающееся из плетения кольцо его кольчуги и проговорила:

      – Ты не волнуйся, мы обязательно найдём способ отправить тебя наверх!

      Он хмыкнул:

      – Что ж, спасибо.

      Мы привязали коня не далеко от площади и пошли пешком. Народу пока было мало, и мы быстро добрались до распахнутых дворцовых врат.

      На нижнем уровне королевского дворца жизнь кипела от рассвета до заката. Утром здесь ютились гости столицы, подмастерья искусства, студенты, слуги помещиков и аристократов со списками покупок. Ближе к вечеру – освободившиеся от своих забот рабочие.

      Нижний уровень дворца – его первый этаж с высоченным потолком целиком предоставлялся населению. В бесчисленных комнатах располагались магазины и увеселительные заведения.

      Здесь шумела вечная ярмарка. На длинные прилавки купцы выкладывали заморские товары. В глазах пестрило.

      Фроксийских ткани, меха, кожаные изделия – зима придёт рано или поздно. Ауанские парфюмы и целебные масла – с континента такого дальнего, что, наверняка, подделка. Баркийская посуда – менее качественная, чем серенидская, зато расписная, а также украшения из таприканских камней, зато от баркийских ювелиров. Таприканские и ретаньянские сладости —сушёные фрукты, орешки, сиропы, и, конечно, шоколад. А также сувениры: от статуэток до музыкальных инструментов.

      Среди всего этого мимы звенели бубенчиками, переодетые серенидские актёры – но не сами чужестранцы, распевали песни разных народов, художники предлагали портреты в диковинных нарядах. Посетители хохотали, кричали, хлопали, пожёвывая дольки вяленной ретаньянской тыквы. Из всего великолепия товаров, многие могли позволить себе только этот самый скромный привозной десерт.

      Рядом целительские клубы предлагали оздоровление и невероятное омоложение с выездом на поместье.

      На другой стороне, где располагались культурные заведения, любители театра, ссорились с книголюбами, ведь