Ворлок из Гардарики. Владислав Русанов

деловито осведомился отец Бернар, остановившись над телом.

      – Да где там! – махнул рукой Дитер, отводя глаза.

      – In nomine Patris, – отец Бернар торжественно перекрестился, – et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[10]

      «Провалился бы ты со своей латынью», – со злостью, какой раньше никогда в себе не ощущал, подумал Вратко.

      – Што делать будем, швятой отец? – хмуро поинтересовался Гюнтер.

      – Славить Господа, ибо сомнения твои разрешились сами собою, – был ответ.

      Капитан закивал, а Дитер отвернулся. На его щеках ходили крупные желваки.

      – Не терзай себя, сын мой, – обратился к нему Бернар. – Нет греха, который нельзя отмолить.

      – Легко вам говорить, святой отец, – скрипнул зубами магдебуржец.

      – Я сам буду молиться, чтобы тебе отпустились грехи.

      – Што ш трупом-то шделаем? – вмешался Гюнтер.

      – Что делают по морскому обычаю, дети мои?

      – За борт и все дела… – подал голос Оттон.

      Гамбуржец полез пятерней в затылок:

      – Надо полагать, товар его теперь вроде как мой?

      – Конечно, сын мой, если это утешит тебя хотя бы немного, – елейным голосом произнес монах.

      – Шпашибо тебе, швятой отец!

      – Не меня благодари, но Господа нашего! – Отец Бернар возвел глаза к небу.

      Гюнтер размашисто перекрестился вслед за монахом.

      – Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…[11] – начал латинянин.

      – Э! Погодите-ка! – довольно непочтительно прервал его Дитер. – У словена сын остался! С мальцом-то что делать?

      – Да высадить… – пробасил Ганс.

      – Жаткнись! – Гюнтер едва не подпрыгнул на месте. – Тебя кто шпрашивал?

      Охранник замотал головой и попятился.

      – Нехорошо как-то выходит. – Дитер сутулился, будто смертный грех давил на его плечи.

      – Шамо шобой нехорошо! Вышадишь его, а он – жалобу в магиштрат! Тебя же жа шкуру и вожьмут!

      – Смотрит волчонком, – негромко проговорил старый Иоганн. – Того и гляди, в горло вцепится.

      В голосе старика прозвучала такая ненависть, что Вратко поразился – совсем недавно седой германец с безбородым обветренным лицом учил его правильно наживку на крючок цеплять и разговаривал словно с любимым внуком.

      – Дорежать бы… – задумчиво протянул Гюнтер.

      Отец Бернар покачал головой, но не возразил. Он, кажется, устранился от обсуждения, оставив решение на совести моряков.

      – Ты что говоришь? – удивился Дитер. – Это же по какому закону?

      – Тебе под шуд, никак, жахотелось?

      – Мальчишка – лишние глаза, – спокойно и даже лениво пояснил Оттон. – Нужны ли нам свидетели?

      – Как ни крути, Дитер, а ты виноватее всех. – Ганс несильно толкнул командира кулаком в плечо. – За тебя же переживаем. Стараемся…

      – Я как-то сам за себя побеспокоиться могу! – нахмурился магдебуржец. – Вы что? Поверх одного греха и второй повесить хотите?

      – У него шоболей только марок на двешти… – вздохнул Гюнтер.

      – Они всё одно –

10

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь (лат.).

11

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… (лат.)