Привет, я люблю тебя. Кэти М. Стаут

пихают локтями, то задевают сумками, и по моим ногам все равно то и дело проезжают колесики багажа.

      Этот полный народу зал ожидания вызывает у меня воспоминания о последнем концерте Нейтана, на котором я побывала. Там меня тоже окружали тысячи вопящих фанатов, заплативших огромные деньги только за то, чтобы услышать, как поет мой брат. Это было колоссальное шоу, и я хотела смотреть его как нормальный человек, пусть и в первом ряду.

      Мы с моей подругой Марси заняли свои места у входа задолго до того, как открыли двери и впустили зрителей. Все шоу толпа прижимала нас к металлическому заграждению, однако смотреть из зала было значительно интереснее, чем из-за кулис. Меня охватил восторг зрителей, мне передался их энтузиазм.

      Естественно, восторг превратился в ужас, когда Нейтан в середине концерта упал в обморок. Тогда я впервые поняла, что пристрастие Нейтана к наркотикам может быть опасным, что оно может погубить карьеру.

      Я стряхнула с себя воспоминание, затолкала вглубь вызванные им чувства. Здесь не место для такого рода мыслей. Я не могу дать им волю, когда вокруг столько народу. Нельзя, чтобы кто-то увидел, как я теряю контроль над своими эмоциями.

      Особенно после того, как я уже много месяцев не общалась с Марси. По сути, я не общалась ни с кем из своих друзей с начала лета. В какой-то момент они перестали звонить мне, писать эсэмэски и электронные письма – вероятно, они поняли, что я никогда не отвечу им.

      Софи возвращается с билетами, и мы спешим к автобусу. Осталось два свободных места в первом ряду и три – в последнем. Софи устраивается в кресле у окна, Тэ Хва садится рядом с ней, и получается, что Джейсон, Йон Джэ и я вынуждены занять места сзади. Я каким- то образом оказываюсь между ними и слишком поздно понимаю, что мне придется целых два часа сидеть рядом с Джейсоном.

      Йон Джэ принимается шепотом рассказывать мне истории про обезумевших фанатов на концертах и о жестких условиях, которые им поставил продюсер, когда они подписывали контракт. Я хочу спросить, как образовалась их группа, но тут у него в кармане начинает вибрировать телефон. Он смотрит на номер и бледнеет. Он слабой улыбкой просит у меня извинения и, приняв звонок, говорит по-корейски.

      Мне хочется посмотреть в окно, но для этого мне придется смотреть мимо Джейсона, а он может подумать, будто я смотрю на него, поэтому я поворачиваю голову в другую сторону. И вижу, как две девчонки рядом с Йон Джэ фотографируют ребят. Они хихикают, но как только они замечают, что я смотрю на них, на их лицах появляется невозмутимое выражение.

      Потрясающе. Только не это.

      Я готовлюсь к новой атаке толпы, но Джейсон перегибается через меня и что-то шипит девчонкам на корейском. Те бледнеют, а я могу только смотреть на его руку, которой он опирается на спинку сиденья, и с наслаждением вдыхать аромат его одеколона, когда его шея оказывается невозможно близко от моего лица.

      На следующей остановке девчонки резко встают.

      Обе принимаются кланяться и в унисон бормотать: «Чве сон хамнида» – «Прошу прощения»,