Немилосердные лета. Наталья Аришина

утро

      московские крыши – в нетронутом снегу

      перебираю в уме глагольные рифмы

      вялый стих задуман по колодке

      постыдное равнодушие к результату

      мое домоседство – со звоном в ушах

      с головокруженьем

      с избытком сонливости

      наблюдаю заинтересованные экранные лица

      декабрьского нон-фикшн

      приснился сын в ребяческом возрасте

      теплый незаслуженный сон под утро

      Простое письмо

      Сначала всё ждали осенней поры,

      гадали, куда улетим.

      Опала листва, опустели дворы.

      А мэр объявил карантин.

      В холодную ночь без единой звезды

      по-беличьи тучки быстры.

      Эфир одарил нагнетаньем беды,

      а почта – письмом от сестры.

      Простое письмо по старинке дошло,

      с отклеенной маркой, вчера.

      Не знаю, во все ли пределы мело,

      мне виден лишь угол двора.

      Чужой внедорожник под нашим окном

      в сугроб превратился к утру.

      Тобою налитую стопку с вином,

      вздохнув, со стола уберу.

      Свитерок

      Вязала, торопясь, ненужный свитерок,

      а шерстяной клубок котенок уволок.

      Оборванная нить, мерцанье спиц стальных

      и всплеск невольный рук – спешащих рук твоих.

      Спешила и судьба, под дых решила бить –

      вдруг опустел твой дом, где ты устала жить.

      Порог не перейти. Не приласкать кота.

      За дверью – тишина, и в окнах – темнота.

      Я не ищу тропы в заснеженном саду,

      по мертвой целине в последний раз бреду.

      Верлибры

      Игнатенко. Ялта

      Спросил у меня хлопец имя улицы,

      по которой мы шли навстречу друг другу.

      «Игнатэнко», – ответила я на украинский лад,

      с «э» оборотным.

      Есть у меня в родне Дудченко, Скороходы,

      но никогда я не знала украинской мовы.

      Почему я подумала «хлопец»?

      Не сгодилось ни «юноша», ни «парень».

      Была это первая ялтинская улица, получившая имя.

      Но не могла она носить имя Игнатенко.

      Когда император ехал в приход Иоанна Златоуста,

      спросил имя улицы, по которой ехал.

      «Елисаветинская» – раздался услужливый голос.

      «Кто таков?» – «Из людей графа Воронцова».

      Имя этого подхалима история не сохранила.

      И за улицей не сохранила имя супруги графа.

      В бессмертных стихах влюбленного поэта

      имя героини спрятано, но ненадежно.

      Что же с хлопчиком, что с Игнатенко?

      Всё как в песне: «Вы жертвою пали…»

      Осень Воронцова

      Не видели его в егерском сюртуке

      с начала Крымской кампании…

      Он, строен и высок,

      не проигрывал в сравнении

      с российским самодержцем,

      привычно открывал балы –

      при золотых эполетах,

      в паре с блестящей императрицей.

      Пал Черноморский форт

      Святого