От сессии до сессии. Николай Иванович Хрипков

подскажите, как проехать на улицу Академика Лаврентьева?

      Женя стал объяснять, размахивая руками. Машина пахла кожей и парфюмом. Мужским.

      – Едете сейчас прямо. Второй поворот направо.

      Он показал.

      – Проезжаете прямо. Не помню, какой поворот, и опять направо. И выезжаете на улицу…

      Тут же его подхватили под белы ручки и аккуратно усадили на заднее сидение.

      Портфель забрали. Он сидел между двумя молодцами в одинаковых серых плащах. Машина резко рванула с места. Его плотно сжимали и держали за руки. Всё произошло слишком стремительно. «Может быть, это агенты Пиночета?» – подумал он. Но как они смогли так быстро вычислить и добраться до него?

      Он хотел хлопнуть себя ладонью по лбу. Но не то, что ладонью, даже мизинцем не смог пошевелить, так его плотно зажимали два товарища, удивительно похожие друг на друга. «Это что же получается? Что они проникли даже в райком комсомола? А может, и выше?» Женя решил, что как только он вырвется из цепких лап охранки, так сразу же выведет всех их на чистую воду. Вот только удастся ли ему вырваться? Скорее всего, никого он вывести не сможет. Только бы не пытали. Сразу бы чпокнули. Женя представил мрачный интерьер пиночетовского застенка где-нибудь в окрестном лесочке.

      Никто не узнает, где могилка твоя. Скупая слеза побежала по его гладкой юношеской щеке. Сколько было великих планов, какое светлое будущее маячило впереди!

      Застенок оказался светлым и просторным. А палач вежливым и убедительным. Говорил он на чистом русском языке. Без всякого акцента. Жене он сразу понравился. Несколько раз по-отечески улыбнулся как самому близкому, почти родному человеку. Назвал его порыв искренним и благородным, достойным всяческого уважения. Сказал, что он прекрасно понимает Женю, что, если бы он был в его возрасте, то, может быть, поступил так же. Юности свойственно такое отношение к жизни. Что касается хунты Пиночета и ее американских хозяев, то время всё расставит по своим местам. Народ не будет мириться с антинародным фашистским режимом. Палачей чилийского народа настигнет справедливый меч возмездия. Он нисколько в этом не сомневается. Но не тот меч, что лежал в Женином портфеле.

      Спокойный уравновешенный мужчина. Он ни разу не повысил голос, не сказал ни единого грубого слова.

      – Что же… до свидания! Успехов вам на учебном поприще! Не смею больше задерживать.

      Женя поднялся и хотел раскланяться. Но решил, что это будет не совсем уместно в таком учреждении.

      – Буду стараться! – заверил Женя. – Я никогда не забываю ленинский завет «учиться, учиться и учиться».

      – А знаете, что… Стараться, конечно, само собой. А если вы услышите где-нибудь предосудительные разговоры, будьте столь любезны рассказать нам о них.

      Женя застыл.

      – Ведь разговаривают? В аудитории, в общежитии. Кто-то слушает вражеские голоса. Как нас найти, вы уже знаете. Это ваш гражданский и комсомольский долг. Согласны?

      Женя кивнул. Вышел из кабинета и беззвучно закрыл за собой дверь, оббитую черной кожей.

      К общежитию он летел,