Костяной. Алексей Провоторов

размахнуться посильнее и уложить его на месте. Старые пожженные молниями деревья скрипели на ветру, гром рокотал почти непрерывно. Месяц на небе напоминал улыбку убийцы. Мне искренне нравились эта ночь и погода. Жаль было только, что я не мог просто наслаждаться. Да еще и сердце болело.

      Мы вышли к низкому строению на внезапно открывшейся вырубке. По углам стояли столбы с железными самострелами и страшными мордами на прибитых щитах.

      Дрейн сказал что-то – видно, успокоил самострелы, – и мы подошли ближе.

      Викл заржал, радуясь мне. Он был бледен, красные глаза его отсвечивали в темноте, шрамы на ногах чернели нитяными крестами, и железные копыта блестели в полумраке шлифованной сталью.

      Мой конь, для которого не существовало непроходимых дорог.

      Я вывел его под свет луны. Викл был высок; стальные, как и у кузнеца, зубы поблескивали в отсветах молний. Он ел все.

      – Хинга говорила, – прошипел Дрейн, сверкая железным языком, – что есть заклятие, способное вернуть тебе силу за счет твоей крови, взятой для меча, и железа для коня. Для этого ты должен зарубить Викла Сталью и…

      Я ударил кузнеца в челюсть, располосовав костяшки о стальной язык. Моя кровь потекла по его подбородку, и он лихорадочно стал оттирать ее изнанкой фартука. Легкий дым поднимался от кожи.

      – Ты врешь, – сказал ворон.

      Конечно, он врал. Хинга ничего не говорила ему, иначе он бы ждал меня.

      Дрейн зло глянул на меня.

      – Я сказал это, чтобы ты зарубил коня, – ответил он наконец.

      Я вынул Сталь и отсек его лживый железный язык. Ему легче, он просто скует себе новый.

      Взлетев коню на спину, я взглянул на меч. Линии были извилисты. Никто не знал, чем закончится мой путь, и я собирался выяснить это как можно скорее.

      Итак, я обрел голос, но не Голос, добыл язык кузнеца, вернул своего коня и теперь мог не беспокоиться о дороге. До тех пор пока Беймиш не разберется с Горном окончательно. Он – победившее зло. Я вспомнил крах Солтуорта, последней человеческой надежды. Вспомнил искаженные яростью черты Гейр. Предательское оружие, бьющее в спину. Смятение рядов, грохот заклинаний и свист стрелы.

      Я успел тогда сказать два слова. Это меня и спасло.

      Но мне было крайне необходимо произнести еще два. Одним я воззвал бы к Зверю, а вторым… Для этого у меня еще не все было готово. Но ночь продолжалась, и я надеялся успеть.

      «Он заплатит мне за все», – подумал я и понял, что ворон произнес это вслух. Викл одобряюще всхрапнул. Он любил месть.

      Была глубокая ночь, когда мы покинули окрестности Двора Дрейна. Он смотрел нам вслед, молча, конечно. Луна таращилась сквозь рваные облака, словно чужак через занавешенное окно.

      Викл нес меня, безошибочно выбирая дорогу. Мой плащ, цвета тумана и низких облаков, развевался на ветру, и дождь срывался тяжелыми каплями, но все время отставал. Серебряная и синяя печаль владела миром, но там, на западе, на краю неба, я видел тонкий темный штрих – логово Баута, где он сидел на своем каменном престоле, глядел на мир глазами предателя, а дочь