Костяной. Алексей Провоторов

ужас на любого и каждого.

      Теперь здесь живет лишь Хинга.

      Ненавижу.

      Я хотел сказать это вслух и в сотый раз не смог, и это было хуже любого кошмара. Я стиснул и кулаки, и зубы, пытаясь подавить наступающую панику, осадить ярость. Она мне еще понадобится потом, когда я доберусь до Башни и позову Зверя.

      Если он не ответит мне, я войду в Башню сам. Но лучше бы ему ответить. Лучше тебе, Беймиш, ждать меня уже сейчас, ибо я приду.

      Ночь опускалась, утаскивая дымной лапой больное солнце за горизонт. Я устал. Молчание становилось все тяжелее выдерживать. Выдвинул меч из ножен, взглянул на узор на лезвии. Линии выровнялись, напряглись, как струны, а значит, близился переломный момент. Мой меч чувствовал такие вещи лучше меня. Да все вокруг владели сейчас ситуацией лучше, чем я.

      Меня списали со счетов.

      Не в добрый час я пришел в это место, умытое кровью и обожженное войной. Но мне некуда больше идти, позади меня тоже никто не ждет. Все осталось на том поле, где люди захлебнулись собственной яростью в последнем бою. Я слышал, как кричали вороны перед дождем там, позади. Что ж, и здесь им тоже вскоре будет чем поживиться: прямые линии на мече обещают мне новую схватку и победу в ней.

      Я многое вложил в свои вещи. Мне всегда было трудно справляться с ощущениями, я не доверял им. А вещам доверял. Жаль, из них у меня остался лишь меч. Или следует сказать: хорошо, что у меня остался хоть он?..

      Я не знал ответа; а если бы и знал, не смог бы его произнести. Ибо кроме меча был еще и Горн. Сжимаемый сейчас липкими, слюнявыми его устами. Его, Беймиша. Я забью его ему в глотку, если доберусь. Ты слышишь меня, Зверь? Если слышишь, готовься. Если нет… Я иду все равно.

      Ветер налетел сзади, потянул за плащ цвета пепла и грязи, цвета дорожной пыли.

      Я беззвучно вздохнул и начал спускаться с холма, поглядывая на тех, кто стерег Двор. Они не могли бы узнать меня, даже если видели раньше: я шел пешком, шлем потерял еще в бою, и плащ окутывал меня с головы до ног. Тяжелой, гудящей головы и усталых стоптанных ног. Мне было трудно дышать, и на то была своя причина.

      С ворот, с заклепок, покрытых патиной, смотрели угрюмые морды древних существ. Но меня нельзя отвадить такой простой магией.

      Я знал, куда следует нажать, чтобы открыть эти ворота, и надеялся, что Дрейн еще не побывал здесь и не изменил механизм.

      Как я и полагал, никто не ждал моего прихода: когда нынешние враги видели меня в последний раз, я, лишенный сил, голоса и смысла существования, стоял на коленях посреди поля угасающей битвы, и обе стороны сражения были готовы снести мою голову.

      Была еще одна причина, по которой меня считали погибшим, и она не давала мне покоя. Во всех смыслах этого простого и емкого слова. Покой. То, чего я желал сильнее всего на свете и на что не мог рассчитывать.

      Я пересек Двор, пустой, вытоптанный и не такой уж большой.

      Я шагал, глядя на тех, кто охранял его, и молчал. Мне нечего было им сказать, даже если бы я мог это сделать. Это был не тот вечер, чтобы разговаривать