Шуньята под соусом демиглас. Мира Тернёва

тайну кому угодно – причём уже из принципа, поглядев на всю эту поебень со стороны. Что бы тогда стала делать наша красотка, потеряв власть над ничего не подозревающими идиотами?

      В общем, суть её слов была предельно проста: никто не должен знать о своём участии в шоу. Главная его идея заключалась в том, чтобы создать подлинную имитацию жизни. Но, как можно догадаться, случалось всякое, попадались кретины, которые додумывались отодрать половицы – обнаружить прослушивающие устройства. Отыскать подозрительные пилюли, едва заметно отличающиеся от привычных, всегда хранящихся в таблетнице. Наутро к таким альтернативно одарённым обычно приходили мужики с дубинками. И, сверкая улыбками, выдавали контракты. Мол, теперь ты, дружище, на особом положении. Что значит, не хочешь подписывать? Какое такое нарушение неприкосновенности? А лишних зубов у тебя, случаем, не имеется? Так это не беда, наши квалифицированные стоматологи быстро разберутся.

      – Ага, – сказал я, потирая подбородок, оставляя на пальцах кровавый порошок. – Примерно понял. Всё ненастоящее, но я должен делать вид, что это не так. Ясненько.

      Закончив речь, Майя протянула мне пугающе толстенный талмуд. Я искоса оглядел его, пощупал со всех сторон, пытаясь убедиться в том, что не сплю, перелистнул последнюю страницу. И вскинулся:

      – Ты издеваешься?! Тут семь тысяч пунктов!

      Чтоб вы понимали всю безнадёжность ситуации, текст выглядел примерно вот эдак: «Участник обязывается исполнять обязанности, обязывающие его к исполнению данных обязательств, что гарантирует его исполнительность в соответствии с условиями данного соглашения о неразглашении, соблюдение которых является обязательным для обеих сторон условием, о чём подробно сказано в п. 6810».

      – Да иди ты в пизду, – возмутился я. – Не буду я это читать!

      – Значит, просто подпиши, – с той же неизменной улыбкой сказала Майя.

      Но вы же понимаете, мне не хотелось надевать себе на шею рабский хомут. У каждого человека должна быть какая-никакая свобода выбора. И моя выражалась в том, чтобы покончить с этим безумием прямо сейчас.

      Я взял ручку и написал на листе размашистыми, крупными буквами: «Suce ma bite»[9]. После чего вскочил и опрометью кинулся к двери. Проскальзывая по плиточному полу, вылетел в коридор и, не оглядываясь, бросился к лестнице.

      Не знаю, гнался ли за мной вьетнамец или кто‐нибудь ещё, в тот миг я об этом не думал. В голове пульсировала единственная мысль: пиздец вам, гниды. Я заставлю людей узнать правду. Расскажу им всё, что успел вынюхать. Пусть моё выступление потом вырежут на монтаже, а мне самому выпустят кишки, но я донесу истину до других участников. И хрен меня кто остановит!

      О, ребятки, что вы знаете об отчаянии? Оно мгновенно гасит страх, позволяет без опаски ринуться в самую бездну, pardonnez-moi за пафос. Делает человека неуязвимым. И главное – очищает сознание. Освобождает, если угодно. А разве не этого мне хотелось?

      Я влетел в первый попавшийся на пути торговый центр, обезумевший, перемазанный

9

Отсоси (фр.)