Тёмный день. Элла Чак

на парковку, Дэн заметил белую с желтым мигалку поверх фиолетового корпуса прямоугольной скорой.

      Сделав быстрые подсечки паре лонгбордов девчонок, Дэн опустил свою ношу поверх них. С девушки окончательно свалился ее жасминовый венок. Подобрав его, Дэн продел сквозь венок руку, натянув его на плечо, перепрыгнул через кусты, не став выходить на парковку по асфальтированной тропе.

      Он направился к своему джипу – единственной памяти из прошлой жизни, ради бензина для которого он соглашался на фотосессии и раздачу автографов. Права после аварии Дэну вернули. Он был уверен, что его мать обеспечила ему эту привилегию, выкупив их.

      Расчерчивая площадку черными грустными смайликами – следами резины, Дробь исчез со скоростью выстрела, нарочно чиркнув бампером карету ненавистной ему скорой.

      – Восемь… – прохрипела Тёма, распахивая глаза.

      Сердце сжалось необычным адреналиновым ударом, похожим на тот, который описывала Лона в день ее знакомства с Максимом.

      Каждый раз, приходя в сознание, Тёма помнила какой это по счету раз, но не помнила, что происходило с ней до обморока.

      – Так, – ощупала она себя, – это мой восьмой приступ. Ясно…

      Она судорожно пыталась запомнить видения, что приходили к ней, как только случались подобные обмороки. В идеале вспомнить бы еще, что было до того, как она упала. Недавнее прошлое стиралось, как на отцовском магнитофоне, когда Тёма с Лоной пробывали записывать новые песни поверх надоевших.

      Хотелось пить. Казалось ее глаза раскрошатся, если осмелится ими моргнуть.

      – Держи, – нарисовался перед лицом бокал с водой, – пей аккуратно, не спеши.

      – Лонка… ты здесь? – не заметила сразу Тёма дремавшую все это время на кресле сестру.

      В палате было темно. Кривые перекошенные жалюзи. Шорох их мягких клиньев от сквозняка из форточки.

      Тёма протянула руку, делая их сестринский приветственный пальцевый обряд: большим и средним Тёма словно ногами человечка пробежала по тыльной стороне ладони, и Лона ответила тем же, пробежав по пальцам сестры.

      По месту «беготни» разбежались мурашки.

      – Родители здесь?

      – Ночью нас к тебе не пускали. Максим провел меня по блату, – подмигнула она.

      – У тебя с ним серьезно?

      Лона подвинула стул и поправила сползающий белый халат. В отличии от Тёмы, предпочитающей одевать, как пацанка и не пользоваться косметикой, ее близняшка Лона выбирала женственные наряды: юбки, платья, высокие гольфы. Ее волосы, с уложенными изгибами локонами, держал на макушке шелковый бан. На губах мерцали блестки.

      Близняшки были на одно лицо – стройные, с ровной кожей, но не внешность решала. Что-то другое делало их настолько разными, что мама порой в шутку пугалась – родные ли они вообще сестры?

      Лона провела рукой по спутанный волосам сестры:

      – Что ты помнишь?

      – Я… – не могла оторвать Тёма взгляда от дыбящихся шуршащих полосок жалюзи, – помню запах жасмина, сахарную вату… и грустный смайлик.

      – Грустный