Дневник официантки: В поисках дома. Елизавета Малых

восьмерых: пять официантов, два менеджера и один охранник. Разделили мы его, послушали еще раз десять молитву в исполнении автоответчика, и выпустили на волю, как голубей, по тысяче рублей из своих зарплат. Замолили, так сказать, свои грешки. Дорого нынче исповедь обходится.

      «Алло, отец Александр. Помолитесь за нас, пожалуйста. За нас всех. За то, чтобы у кореянки перестало пахнуть изо рта, Малыш похудел, Семену помогло кодирование, а наш аллигатор вдруг подобрел. Особенно, я вас очень прошу, помолитесь за меня, попросите там звонаря, чтобы во сне я снова увидела дом».

      Дом

      Звон. Звон. Звон. Есть такие места из нашей прошлой жизни, из детства, которые звенят, в которые, сколько бы они не звенели, мы никогда не возвратимся. Может быть эти места прекратили свое существование, а может они продолжают растить других людей.

      Есть такое место… Мой спутник бессонной ночи. Там я могу укрыться. Прекратить звон города.

      Дом детства. Он возникает только в бессонную ночь, между четырьмя и пятью часами утра, когда муж вдруг заливается храпом. Вот истинное чувство защищенности: дом детства перед глазами и храп под ухом. Вытянутый короб, который хранит меня, как маленького цыпленка. Крохотная квартира, занимающая четверть старого деревянного дома на улице с неблагозвучным названием – Грязная.

      В той квартире было много дверей, куда больше, чем комнат. Все двери случайно подобранные, несуразные: одна со стройки, другая досталась от соседей, третья сделана дедушкой из двух старых дверей шифоньера, еще была ярко-голубая маленькая дверь в кладовку и темно-бордовая, вся обклеенная наклейками, дверь в мамину спальню. Дом нависал над оврагом, одна его половина почти сползла к самому краю, от этого пол в квартире уходил вниз по наклонной, искажая узор линолеума. Я любила эти кривоватые узоры, желтый мрамор с нанесенной красной клеткой. Всего два окна на четыре комнаты – низкие, с голубыми ставнями, которые наглухо закрывались на ночь. В подполе под моей кроватью – картошка и огурцы. Когда все уходили из дома, я открывала тяжелую крышку подземелья и пела оперные арии трехлитровым банкам на псевдо-итальянском языке.

      Все неизменно, сколько бы я ни пыталась представить что-нибудь другое. За окном всегда идет снег. Я брожу из комнаты в комнату в этой кривоватой квартире, глажу корешки многочисленных и ещё непрочитанных книг, ищу кота под диваном, варю картошку на двухконфорочной плите, рисую пальцем по замороженному стеклу окна, прячусь и плачу в огромном и страшном шкафу.

      Не могу выйти оттуда. Всегда чего-то жду. Только вот чего?

      Неужели чего-то до сих пор не хватает?

      В арендованную комнату мы приехали полгода назад, на второй день после переезда в Москву, закатились в пустое пространство на трех стареньких чемоданах. Комната в «сталинке» с исполинскими потолками. Двадцать пять квадратных метров за двадцать пять тысяч рублей. Слишком большая площадь для двух вечно работающих дохляков. Мы ютимся в углу, у окна, на жестком надувном матрасе. Всё остальное пространство