Лицейская жизнь Пушкина. Группа авторов

Читать онлайн.
Название Лицейская жизнь Пушкина
Автор произведения Группа авторов
Жанр
Серия Жизнь Пушкина
Издательство
Год выпуска 0
isbn 978-5-00222-268-1



Скачать книгу

действием операций ангела, мы нигде не находим указания на моральный элемент.

      Моих зениц коснулся он:

      Отверзлись вещие зеницы.

      Вещие, т. – е ведающие, знающие.

      Моих ушей коснулся он, —

      И внял я неба содроганье,

      И горний ангелов полет,

      И гад морских подводный ход,

      И дольней лозы прозябанье.

      Сверхъестественно утончившийся слух воспринимает такие звуки, которых обыкновенному человеку слышать не дано. Но опять тут дело в познавании.

      Он вырвал грешной мой язык,

      И празднословной, и лукавой…

      Ну, тут уж, казалось бы, выступает как раз моральный элемент: говорится о грехе, празднословии, лукавстве… В соответственном месте у Исайи читаем (Книга пророка Исайи, VI, 5–7):

      И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, – и глаза мои видели царя, господа Саваофа.

      Тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих, и сказал: вот это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен.

      Здесь все вполне ясно: удалено «беззаконие», очищен, грех». f\ посмотрим, что дальше у Пушкина:

      И жало мудрыя змеи

      В уста замершие мои

      Вложил десницею кровавой.

      Языку пророка даруется только мудрость, т.-е. высшее понимание, а вовсе не нравственное очищение, не освобождение от беззакония. В связи с этим и первые два стиха получают соответственное освещение: истинная мудрость, само собою понятно, не может грешить ни празднословием, ни лукавством. Но речь-то только о мудрости.

      Дальше – пылающий уголь, вложенный в грудь. Образ слишком общий, вкладывать можно какое угодно понимание.

      Где же во всем этом хоть намек на «чистые ученья любви и правды», на «дела любви и просвещения», на требования «обличительной проповеди»? Картина вполне ясная: бог дает своему избраннику нечеловеческую, сверхестественную способность совершенно по-особому видеть, слышать, т.-е. воспринимать и познавать мир, – и способность совершенно по-особому сообщать людям это свое знание, – с мудростью змеи и с пламенностью пылающего угля.

      Но какой же это в таком случае пророк? Пророк – это глас бога, призывающий людей обязательно к действию, – к покаянию, к практическому обнаружению себя в области нравственной или даже общественно-политической. Таковы были Моисей, Исайя, Иеремия, Магомет. Если Пушкин, действительно, имел в виду изобразить пророка, то приходится признать, что он совершенно не справился с задачей, упустив в своем образе характернейшую особенность пророка, – действенность, призыв к деланию, к активному обнаружению себя.

      Но, конечно, Пушкин вовсе и не имел в виду просто дать в этом стихотворении образ библейского пророка. Пушкин выразил в стихотворении свое интимное, сокровенное понимание существа поэтического творчества. Пушкинский пророк – это поэт, как его понимает Пушкин. И стихотворение точно, до мелочей, совпадает со всем строем