Лицейская жизнь Пушкина. Группа авторов

новые гимназии и лицеи, в которых пытаются возрождать традиции того, легендарного, Лицея. И учителя привозят в Царское, в город Пушкин свои классы – поклониться святым камням российского просвещения. Да и в прошлые десятилетия, когда никаких лицеев у нас не было, традиции Куницына и Малиновского, Энгельгардта и Кошанского в русской и советской педагогике не умирали.

      Не иссякал и поток посетителей Пушкинского музея – посетителей из числа учащихся и учащих. З.И. Равкин и Н.Я. Эйдельман посвятили Лицею научно-популярные исследования, не раз переизданные. Всё так, но вот фонды, собранные Ассоциацией бывших лицеистов, остаются для нас, граждан России, труднодоступными. А ведь в этих фондах и официальные документы, и списки лицеистов (около двух тысяч выпускников) и преподавателей, и профессорская переписка… А чего стоят правила выставления оценок или редчайшие экземпляры рукописных лицейских альманахов…

      Все эти документы являются прекрасным материалом для наших учёных и педагогов, да и музейная их ценность очевидна. Первые годы существования Лицея – это вообще золотая пора нашего просвещения и изучать её следует непрестанно, но и в последующие девяносто лет Лицей был образцовым учебным заведением, собравшим лучшие образцы российской научной мысли, отражавшим направления образовательной политики русских монархов, а также Управления военно-учебных заведений и Министерства Народного Просвещения. К тому же многие документы архива имеют отношение к пушкинской теме.

      …А всё-таки дороже всех слов о Лицее пушкинские строки, в которых поэт вспоминал о годах учёбы с любовью и благодарностью. И это были не проходные, а вершинные строки Пушкина – как известно, весьма посредственного по успеваемости лицеиста.

      Арсений Замостьянов,

      заместитель главного редактора журнала «Историк»

      Викентий Вересаев

      Пушкин и польза искусства

      Духовной жаждою томим,

      В пустыне мрачной я влачился,

      И шестикрылый серафим

      На перепутьи мне явился;

      Перстами легкими, как сон,

      Моих зениц коснулся он:

      Отверзлись вещие зеницы,

      Как у испуганной орлицы.

      Моих ушей коснулся он,

      И их наполнил шум и звон;

      И внял я неба содроганье,

      И горний ангелов полет,

      И гад морских подводный ход,

      И дольней лозы прозябанье.

      И он к устам моим приник,

      И вырвал грешной мой язы,

      И празднословной, и лукавой,

      И жало мудрыя змеи

      В уста замершие мои

      Вложил десницею кровавой.

      И он мне грудь рассек мечом,

      И сердце трепетное вынул,

      И угль, пылающий огнем,

      Во грудь отверстую водвинул.

      Как труп, в пустыне я лежал,

      И бога глас ко мне воззвал:

      «Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

      «Исполнись волею