Серая мать. Анна Одинцова

встала… Стояла у стены… У этой стены…

      Повернувшись, она коснулась ладонью стены.

      – Я стояла здесь… – снова забормотала она и вдруг выкрикнула: – Идут!

      От этого резкого выкрика Семен, вновь погружающийся в состояние полусна, вздрогнул, но Олеся этого не заметила. Она смотрела на свои часы. Секундная стрелка медленно – гораздо медленнее, чем должно было быть, – начала чертить круг по циферблату.

      – Они идут!

      Олеся сместила ладонь сперва в одну сторону, потом в другую.

      – Идут… Идут…

      Она отняла руку от стены, и стрелка замерла, прижала обратно – и та снова неохотно поползла.

      – Из колеса есть выход… – прошептала Олеся, продолжая следить за движением золотистой стрелки по черному циферблату.

      – Что? – не понял Семен.

      – С этой стеной что-то не так! – возбужденно заговорила Олеся, повернувшись к нему. – Часы ходят, видишь? Надо только понять…

      Не отрывая взгляда от часов, они с Семеном синхронно, словно сиамские близнецы, двигались то в одну сторону, то в другую, то выше, то ниже. Некоторое время спустя стало ясно, что часы начинают идти лишь на одном участке шириной около двух метров, внешне ничем не отличающемся от остальной стены.

      – Но как-то же это работает… Должно же быть какое-то объяснение… – в отчаянии бормотала Олеся, рассматривая стену.

      Бесполезно. Они смотрели на нее под разными углами и с разного расстояния, пытались ковырять штукатурку принесенным из кухни ножом, но ничего не происходило.

      – Это просто стена, – разочарованно выдохнул Семен, растеряв остатки воодушевления. – Просто долбаная стена! – Он с силой отшвырнул нож в сторону, и тот жалобно брякнул о бетон.

      – Но ведь как-то оно работает! – воскликнула Олеся, сжав кулаки. – Идти по лестнице бесполезно, а здесь что-то есть, я чувствую!

      Семен не отвечал. Он стоял напротив, безвольно опустив руки вдоль тела. Глаза под слегка нахмуренными бровями бессмысленно таращились куда-то в сторону.

      – Да что с тобой?! – в сердцах воскликнула Олеся. Этот взгляд (взгляд манекена, совсем как в тот раз, на кухне у Хлопочкиных) и злил, и пугал ее.

      Или это было что-то другое?

      Равнодушие. Ему все равно.

      Но как можно быть равнодушным в такой ситуации?

      Может, это ты слишком нервничаешь? Заводишься? Паникуешь? Выдумываешь какие-то опыты, строишь теории, ищешь тайный смысл явлений?

      «Но ведь речь идет о…»

      На что это, по-твоему, похоже?

      «Ни на что это не по…»

      На что похоже, когда человек себя так ведет?

      – Извини, я что-то правда отключился, – очнувшийся Семен медленно ворочал языком. – Голова не соображает вообще. Сейчас бы поесть чего-нибудь…

      И правда.

      И правда. При мысли о еде в желудке у Олеси заурчало. Кажется, завтрак был целую вечность назад. Не считать же за еду картонное печенье Аллы Егоровны!

      Олеся бросила еще один короткий взгляд на стену.

      Там идут часы.

      Эта часть стены определенно