Серая мать. Анна Одинцова

в сердечную мякоть, болезненно давила, тянула вниз. Вдобавок гудела голова. Шум воды в ванной только усилил это неприятное ощущение. И все-таки он пошел на звук – посмотреть, как там справляется Аллочка.

      В ванной жены не оказалось. Струя из крана, почему-то сероватая («слишком много хлорки», – решил Хлопочкин), била в наполненный пластиковый таз, и драгоценная вода (драгоценная и в обычной жизни – потому что счетчик!) переливалась через край и утекала в слив.

      – Алла!

      Шум в голове усилился, но Хлопочкин уже не обращал на него внимания. Ответа не последовало, и он, сильнее, чем нужно, закрутив кран, отправился вглубь квартиры. В ванне остался стоять полный таз с медленно оседающей на дно серой взвесью.

      Аллочка обнаружилась в гостиной. Сжимая в левой руке край еще одного тазика, принесенного с лоджии, она склонилась над подоконником с фиалками и пальцами правой перебирала свесившиеся безжизненными лоскутами листочки.

      – Алла! – От нового выкрика в висках запульсировало. Наверняка давление опять поднималось, но Хлопочкин был слишком зол, чтобы беспокоиться об этом.

      – Ви-ить, – жена медленно обернулась к нему, будто и не слышала гневного окрика, – фиалки погибли… Все… Ты только посмотри…

      – Да и черт с ними! Другие потом посадишь! – Почти сразу устыдившись внезапно вырвавшейся грубости, Виктор Иванович порывисто протянул руку к тазику. – Давай сюда, нужно еще воды набрать, – он постарался говорить мягче, но получилось плохо.

      Алла Егоровна отстранилась вместе с тазиком и, не сказав больше ни слова, вышла из гостиной. Вскоре в ванной снова зашумела вода.

      Обиделась. Из-за него. Вот старый дурак! Знал ведь, что она над этими цветами трясется, и все равно… само как-то вырвалось.

      Помиритесь, не впервой.

      И правда, не впервой. Немного успокоившись, Хлопочкин потер налившийся свинцом затылок. Точно, давление. Давления он боялся и всегда держал и дома, и на даче, и в машине запас таблеток «скорой помощи». Похоже, самое время принять одну.

      Таблетки хранились в спальне, в специально отведенном ящике комода. Медленно волоча отяжелевшие ступни по полу, Виктор Иванович вдруг ощутил слабый укол в области сердца – там, где прежде была натянута веревка с тяжелым грузом.

      Один-единственный укол, длившийся всего секунду, но… Он был.

      Из-за этой заразы все… Цветы дороже мужа…

      Нет, конечно же, он не должен был называть Аллочку заразой, даже мысленно! Никогда раньше он себе такого не позволял. Но сейчас она действительно перегнула палку с этими цветами. Обиделась, видите ли! А он? Ведь знает, что он будет переживать, что у него давление и, не дай бог, сердце! Это не шуточки! Сама же для него таблетки пачками скупает…

      И что? В ногах теперь у нее ползать? Даже в мыслях пылинки сдувать? Ну да, была по молодости фарфоровой куколкой, но теперь-то уже старая баба. Должна понимать, как себя с мужем вести.

      И все-таки надо будет извиниться. Принять таблетку и извиниться. В самом деле.

      Вот так сразу?