Четыре друга. Сергей Снегов

городе первый памятник.

      – Вот и все, что я знаю о великолепном научном буяне, – сказал я вслух экрану. – Что там следующее? Туманные идеи Кондрата? Но ведь если они туманные, что-либо ясного о них не сказать.

      Я закрыл глаза и задумался. Закрытые глаза мало помогали мысли, но так лучше вспоминалось прошлое.

      …Я шел по университетскому парку. На свободной скамейке сидел Кондрат. Я присел рядом, он недоброжелательно посмотрел на меня. Я решил это перетерпеть. На всякий случай сказал:

      – Мы недавно познакомились. Вас зовут Сабуров, верно?

      – Кондратий Петрович Сабуров, – ответил он хмуро. – А вы парень этой… Клавдии Войцехович?

      – Адели, а не Клавдии. Нет, я сам по себе, а не чей-то. Надеюсь, возражений не будет?

      – Ну и оставайтесь сами по себе, мне какое дело, пробурчал он и отвернулся.

      В парке весна преобразовывалась в лето. Время шло к полудню. В вышине торчали неподвижные золотые тучки, и от этого все небо казалось золотым. Вспомнились две строчки древнего поэта: «Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи». Мне никогда не приходилось видеть черных роз, и я не знаю, что такое Аи – просто лимонад или покрепче, но насчет неба поэт не ошибся, оно сегодня было таким.

      – Почему вы молчите? – вдруг с негодованием спросил Кондрат.

      – Вы тоже молчите, – огрызнулся я. На возражение умнее я не нашелся.

      – Я размышляю.

      – Вы считаете, что размышлять свойственно только вам!

      – Ничего вы не размышляете! – Он все больше сердился. – У вас пустые глаза. Вы любуетесь небом и цветами, вот что вы делаете! Это даже слепой увидит.

      – А вы, естественно, не слепой. Если хотите, чтобы я ушел, скажите прямо. Не буду навязывать своего присутствия.

      – Я не гоню, оставайтесь.

      – Благодарю за разрешение. Какие еще веления?

      В нем совершилась перемена. Потом я привык к скачкам его настроения, но в тот день удивился. Кондрат произнес очень дружески:

      – Послушайте, помогите мне. Вы сможете.

      – А какого рода помощь?

      – Простая. Нужно совершить одно великое открытие. Оно у меня на языке, но никак не формулируется. Помните вашу Адель?

      – В каком смысле надо ее помнить? Я с ней дружу уже несколько лет. Но она, между прочим, не моя, а тоже своя собственная. И очень своя, могу вас уверить.

      – Это хорошо. Я хотел бы, чтобы вы вспомнили ее маленькое вычисление. Поразительный результат, не правда ли?

      Мне показалось тогда, что я понял нового знакомого. Этот сумрачный верзила с таким переменчивым настроением, видимо, не знает меры в оценках: какую-то – несомненно мелковатую – идею называет великим открытием, да еще уверяет, что совершать великие открытия очень просто. А в примитивном арифметическом подсчете обнаружил поразительные результаты. Я постарался, чтобы моя ирония дошла до него.

      – Адель непрерывно что-нибудь вычисляет. Для этого она и