Былинки. Юрий Каранин

ее надо выпустить. – С Академиком спорить трудно, – у него – логика железная. Почти во всех случаях.

      – А если не найдет? – И это логично. – Если слониха не выламывает ограждение, значит, она не знает, где искать. Слышите, как она волнуется? – Я бы даже и не пытался спорить с логикой Малинки. – Она же начнет крушить все направо и налево. Все деревню разнесет.

      «Направо и налево – это плохо».

      – А кто скажет, что хорошо? Искать слоника надо, пока слониха бед не наделала. К овину сначала? – И уже понятно каждому, что последний вопрос – и не вопрос даже, а потому, не сговариваясь, рванули мы к заброшенному овину, «как угорелые».

      Рванули – это слишком громко сказано, а «угорелые» – это и вовсе не про нас.

      4. Абориген

      Потому как, возникло перед нами что-то в брезентовом дождевике. – А чего ее жалеть? Деревня давно уже неперспективная. – Мало того, что слова слышались из-под съехавшего на глаза капюшона, так и голос исходил от прошедшего мимо нас минут пять назад человека, … который ещё ни разу не возвращался назад так рано. И сгорбленную фигуру коего мы, если баба Саня не ошиблась, мы должны были через час примерно увидеть в отдалении на реке. И не часом раньше.

      Не знаю, как по остальным, а по мне, так, прогулялась струя холодного ветра, никак, принесенная… слонихой.

      «И с чего это?», – чтобы унять противную дрожь, спросил я сам себя.

      А и правда, с чего бы это? Можно было удивиться, если бы этот выцветший от дождя и солнца дождевик не прошествовал бы мимо нас в один из дней. С привычными удочками на плече, и пластмассовым ведерком в левой руке.

      Конечно, как я уже говорил, он никогда не возвращался назад. Но проходил всегда, и всегда бросал привычное: «Здорово, мелюзга». – Необидно, и, по-своему, почтительно так, бросал. И сегодня мы уже слышали это приветствие.

      Только сейчас мы услышали от него нечто новое. – Нечего ее жалеть, говорю. Скоро ее и так и этак разнесут. Днем раньше, днем позже, какая разница? – А слышать такое от Аборигена – это уж извините. Аборигеном-то этого селянина прозвали за то, что он сам регулярно говаривал: «Я – абориген здесь. Старше меня здесь из мужицкого населения уже никого не сыскать. А это означает, что и меня вперед ногами должны увезти именно отсюда».

      И то – правда. Уже и старушек-то можно по пальцам одной руки пересчитать. На таковых, конечно, и вторая рука понадобится, если летом считать. Но они – дачницы, – и, стало быть, городские теперь.

      Не подумайте, что думку такую мне ветром навеяло. И не слонихой тоже. Голос ее от овина все еще доносится, но становится с каждой минутой тише и тише.

      «Никак, слоненок нашелся?».

      Нет, конечно. Толька, наверное, первым понял это, и незаметно, бочком, прошмыгнул в обход Аборигена.

      А близнецы сначала назад попятились, и уже с безопасного расстояния «дуплетом», или нет, – «дуэтом», – спросили. – Дядя, вам что? Некогда нам лясы точить. – А это-то они любят, – услышат от кого-нибудь