Тихие звезды. 13 рассказов авторов курса Анны Гутиевой. Василий Тучин

сделала правильно.

      – А если, – начинал Борис и не мог закончить.

      – Если, – перебивала Вика, – если я не права, так нет, я точно права, и я просто не хочу, чтобы она видела – это.

      Вика проводила тонкой ладонью по лысой макушке.

      Пальцы дрожали.

      * * *

      Ночью Вика упала: пошла в туалет со стойкой капельницы, зацепилась проводом за тумбочку, не удержала равновесие, ударилась головой, потеряла сознание. За неделю до Нового года она в третий раз оказалась в реанимации. Сделали компьютерную томографию.

      Слава богу, не инсульт, сказал невролог, изучив снимки.

      Слава – кому? – безучастно думал Борис, – я устал, я просто хочу, чтобы все закончилось. Он впервые в жизни понял, что готов опустить меч, готов принять умирание – чужое, свое, умирание вообще. Викина рука трясла стеклянный шар, и мир снова заметало – мело внутри, мело снаружи, казалось, чем больше и чаще она встряхивает шар, тем злее метель, тем безнадежнее декабрь.

      Праздничного настроения не было.

      Когда Борис пришел на очередное дежурство, он привычно пошел навестить Вику в отделении, не спрашивая номер палаты.

      Палата оказалась пустой. Борис похолодел – пошатнулся – на мгновение.

      – Там, – кивнула лечащий врач на соседнюю дверь, – поставили вторую койку. Мама приехала…

      Воздух в палате был ледяным. Плотным. Борис едва не задохнулся – задержал дыхание и не смог выдохнуть, так и стоял, выпучив глаза, положив руку на косяк двери, пока не осознал, что на самом деле с воздухом все в порядке: он может дышать, просто слова здесь умирали, не родившись, и слишком много было их – мертворожденных слов, злых, тяжелых – таких, что ведут к непоправимым последствиям.

      Но что может быть непоправимее смерти?

      Викина мама догнала Бориса в коридоре.

      Она оказалась коренастой – ниже его на голову – плотной, с короткой стрижкой ежиком, с торсом пловчихи или лесоруба, почему-то подумал Борис.

      – Вы знаете историю ее болезни, – без вопросительной интонации начала мама, – врач сказал, что она умирает, но ей всего тридцать два, у нее здоровое тело, у нее вся жизнь впереди, вы вообще в курсе, что она не замужем? Ей нужно поменять работу, переехать. У нее куча планов. Да стойте же, – она бесцеремонно схватила Бориса за карман халата, и он послушно остановился. Ему не хотелось смотреть Викиной матери в глаза – он смотрел себе под ноги.

      – Если с моей девочкой что-то случится, я буду жаловаться, имейте в виду, вы все, каждый – имейте в виду.

      Слова летели в Бориса, отскакивали от него и катились по полу. Их становилось больше, больше – вокруг кружили белые холодные слова. Вот я и внутри шара, подумал Борис, надо как-то выбраться, надо разбить стекло… он высвободился из цепких пальцев Викиной мамы и шагнул вперед.

      – Пообещайте мне, что она будет в порядке, – слова ударили ему в спину между лопаток. –