Паутина судьбы. Валентин Пушкин

значит – к ней. Идите по коридору до самого конца, в последнюю дверь.

      Преодолев эту последнюю дверь, Морхинин встретил взгляд пожилой женщины в самовязаной коричневой кофте. Она сидела за массивным письменным столом и пила из большой чашки с золоченым ободком по краю. Рядом на тарелке лежали две баранки с маком и пирог безусловно домашней выпечки.

      – Приятного аппетита, – вежливо заулыбался автор «Гуйфанов». – Мне подождать или… вы Боброва?

      – Боброва, – кивнула женщина в вязаной кофте. – Путешествие? Экономический обзор? Что у вас?

      – У меня рассказ.

      – А у меня обед, – серьезно сообщила пожилая женщина. – Рассказы мы берем редко. Погуляйте по коридору пока что. Я закончу обедать, прочитаю ваш рассказ и вас позову. Кладите сюда, – она указала на угол стола.

      Морхинин осторожно положил рукопись и на цыпочках удалился. Мотаться по коридору пришлось долго. Стулья у его стен отсутствовали, поэтому отдохнуть не довелось.

      – Автор! – раздался из-за двери голос Бобровой. – Зайдите.

      Морхинин снова предстал перед первой инстанцией вершителей авторской судьбы.

      – Так, – глубокомысленно произнесла Боброва.

      Чашка и тарелка перед ней были пусты. Она держала в руках рассказ Морхинина. Причем держала как-то грубо и небрежно, сминая страницы явно замасленными пальцами.

      – Так, – снова повторила Боброва. – Ну, я прочитала половину… Сам написал-то?

      – То есть? – растерялся Морхинин. – Ну, конечно, сам. А почему вы спрашиваете?

      – Да, мне кажется, это отрывок из какой-то большой вещи, – уставившись в рукопись, продолжала опытная Боброва.

      «Вот черт, и не обманешь их, окаянных», – подумал, расстроившись, Морхинин. Он пожал плечами и соответствующей мимикой изобразил свое полное недоумение:

      – Ну, почему же… Вам не нравится?

      – Нет, мне как раз нравится. Слог гладкий, и все происшествие с этими китайцами…

      – Там еще русские будут, – торопливо сообщил Морхинин. – Они стражники на службе у монгольского хана, и они-то…

      – Вот что, – прервала его сотрудница журнала. – Давайте я дочитаю до конца и покажу заместителю главного редактора. Позвоните через пару недель. Запишите телефон секретаря. Она передаст вам ответ редакции. Ваша фамилия на рукописи указана? – Она повертела рассказ перед своими очками. – Добро. Ну, звоните.

      Придя в Домнартвор, Морхинин рассказал Обабову о переговорах с Бобровой. Обабов возбудился и сверкнул глазами.

      – Ага! – вскричал он, потирая ладони. – Слушай филолога Вадима Обабова! У тебя есть консультации по хорам? Нет? Тогда сейчас же садись и строчи второй рассказ. И причем что-нибудь лирическое. Сентиментальное, милое. О знаменитом певце… Ты же изучал историю музыки! Успех будет стопроцентный. Ну кто там? Россини-Баттистини? Карузо-Карапузо? «О белла донна наюрна тай соле…» – уродуя итальянский, взял фистулой Обабов. – Давай-ка лучше тенора, – не остывал, разогретый творческой