Паутина судьбы. Валентин Пушкин

заканчивающийся потом бутылкой водки пополам с партнером. Как раз таким «теннисным» вечером Морхинин и столкнулся с Крульковым на улице. Погода портилась, под порывами ветра летели крупные капли дождя, и журналист выглядел немного хмурым. Тем более что он проиграл своему сопернику все сеты подчистую.

      – А, хэлло, Валерьяша, – оживился он, увидев Морхинина. На его энергичной физиономии возникла мимическая фигура удивления. – Ей-богу, не ожидал. То есть, я хочу сказать, не ожидал от твоего романа такого впечатления. Ну, думаю, подсунул певчий какую-нибудь графоманскую муть. Начал читать и, знаешь ли, зачитался. Все есть. Слог, язык кинематографический. Проглотил с удовольствием. Надо позвонить в издательство «Передовая молодежь» одному типу. Фамилия его Дунаев. Вообще-то он скот и просто так ни для кого делать ничего не будет. Но я попрошу тебя принять. Держи его телефон.

      Морхинин несколько раз звонил Дунаеву безрезультатно. Правда, тот ободряюще сказал, что если уж Крульков хвалит, то, наверно, роман чего-то да стоит. Но сам он, Дунаев, занят по горло и не имеет ни секунды свободного времени.

      – Впрочем, стремитесь к своей цели, – закончил последний телефонный разговор Дунаев. – Раз вы талантливы, не хочу вам помогать. У меня такой принцип.

      – Талантливым нужно помогать, бездари пробьются сами, – изрек затасканную банальность кто-то рядом с Дунаевым.

      На том конце провода вспыхнуло яркое матерное ругательство, и Морхинин понял, что здесь надежды оказались напрасными.

      Теперь же, после разговора у приветливого Ковалева, с его запиской в кармане, Морхинин явился в Гнездниковский переулок.

      В первой же комнате его встретил молодой человек приятной наружности. У него была живописная шевелюра в сочетании с большими пышными усами. От этого молодой человек казался загримированным опереточным казаком, только одетым в свитер и джинсы.

      – Микола Лямченко, – прочитав записку Ковалева, тенорком представился молодец с усами. – Сейчас передадим вашу рукопись Федору Симигуру.

      Они вошли в следующую комнату, где проводился, по-видимому, литературный семинар. Несколько унылых юношей и девушек сидели перед столом, за которым курил трубку желтовато-смуглый человек восточного типа.

      Лямченко подошел к столу и сказал:

      – Хведя, вот Иван Фелидорович прислав хлопца з романом. Прочти. И безпрецедентно изъяви свое мнение.

      Восточный человек взял папку Морхинина, взвесил в руке, положил на стол перед собой. Потом пристально посмотрел на автора:

      – Кирпичи производите? Не одобряю. Поначалу следует тонкие лаваши испекать, почти прозрачные. Чтобы качество угадывалось на просвет. Через неделю получите ответ. Мрачный и беспощадный. Так вот я и говорю, Данте… – Симигур перевел черные выпуклые глаза на унылых слушателей.

      Похожий на опереточного казака молодец с большими усами намекающе улыбнулся Морхинину:

      – Приходите через неделю в это же время. Вместо водки принесите две бутылки портвейна.