Марь. Татьяна Корсакова

наливалась цветом, а белки – кровью. Человеку было больно, мучительно больно. Как если бы с него сдирали кожу, но наоборот. Стешу замутило, в ушах зашумело, но она заставила себя смотреть и слушать.

      Мужчина перестал корчиться, уставился ярко-синими глазами прямо перед собой, провел указательным пальцем по запавшей, поросшей щетиной щеке и заговорил почти нормальным, почти человеческим голосом:

      – Ну, здравствуй.

      – Здравствуй.

      Баба Марфа всматривалась в лицо мужчины с выражением какой-то мучительной требовательности.

      – Вот и свиделись, Маша…

      – Вот и свиделись…

      Баба Марфа вдруг сдернула с головы платок. Длинные волосы ее были цвета воронова крыла: ни единого седого волоска. Белизны этому угольно-черному добавляли лишь падающие с ночного неба снежинки.

      – Не знала, что придешь ты, – сказала она с какой-то непонятной тоской.

      – Я тоже не знал, что приду я, – усмехнулся мужчина. – Впустишь?

      На мгновение Стеше показалось, что впустит, распахнет настежь сначала окошко, а потом и дубовую дверь. Заходите, гости дорогие! Заносите свои подарочки!

      – Нет, – сказала баба Марфа. И у Стеши от сердца отлегло.

      – Понимаю. – Человек кивнул.

      – Сама к тебе выйду. Отгонишь свору?

      – Отгоню.

      Он обернулся, и темнота за его спиной вспыхнула дюжиной желтых огоньков. Глаза. Это были те самые звериные глаза, которые Стеша уже видела в болотном лабиринте.

      – И остальные пусть уходят. – Баба Марфа утерла лицо платком, а потом снова повязала его на голову. Движения ее были резкими, руки дрожали.

      – Тебе ли их бояться… – Мужчина отступил от окна.

      – Вы ж не за мной пришли. – Баба Марфа тоже отступила от окна, обернулась к Стеше, велела: – Окно закрой и дверь за мной запри. До рассвета никому не открывай.

      – Вы пойдете туда? К этому… чудовищу?

      – До рассвета дверь не открывай!

      – И вам?

      – И мне. – Баба Марфа помолчала, а потом добавила: – Если до рассвета приду, даже если проситься стану, не отпирай.

      – Но как же… – Не было у Стеши ни правильных слов, ни правильных вопросов. Только одного она сейчас хотела больше всего: чтобы баба Марфа осталась, чтобы не уходила с этим… существом. – Не надо.

      – Закрой рот, окно и дверь, – сказала баба Марфа, глядя сквозь нее. – Ложись спать. На рассвете я вернусь.

      – А если не вернетесь? – Наверное, это был неправильный вопрос. Неправильный и страшный. Но баба Марфа все равно на него ответила:

      – А если не вернусь, забирай малую и уезжай.

      – Куда? – спросила Стеша растерянно.

      – Куда хочешь. – Баба Марфа пожала плечами, надела валенки, набросила на плечи полушубок и вышла в ночь.

      Стеша тут же метнулась к двери, задвинула железный засов, прижалась лбом к шершавой дубовой доске. Висок черкнуло что-то