Фарфоровые сны. Анна Романова

оно укрыто мягким покрывалом. Ткань на груди. Живот ничем не прикрыт. Бедра, ноги – обнажена!

      Чувство нагого тела пугает девушку еще больше. То не стыд, нет. Война лишает этого ощущения, как чего-то лишнего. Ненужного. О, сколько ранений – неприглядных, непристойных, до омерзения гнойно-воспаленных – она перевязывала? Сколько же видела бесстыдной наготы и самых тошнотворных проявлений людского страха?

      Вот и сейчас – лишь привычный солдатам страх. Что с ней? Где она?

      Мэй пытается подняться на локтях. Трясутся мелко руки. Как же она слаба! Может, то плен? Но они же победили в ночной битве. Или это была сотканная разумом во спасение фантазия?

      Но вот, удается приподняться немного. Мэй осматривает место в поисках отцовского меча. Оружия нет.

      Шатер. Она в шатре, на походном ложе из мягкой рисовой соломы, укрытой несколькими слоями льняных простыней. Прохладный воздух касается разгоряченных плеч, и дрожь усиливается. Полутьма скрывает предметы, оставляя глазам довольствоваться лишь очертаниями и силуэтами. Но даже сумерки не могут спрятать от ее глаз белоснежную ткань, опоясывающую груди, и расползающееся на ней, как зарево по небосводу, багровое пятно. Мэй зачарованно касается его пальцами, и липкая влага красного цвета остается на подушечках.

      Сердце вдруг – как же глупо! – спотыкается от внезапной догадки.

      Знает кто-то ее тайну!

      Что же теперь? Что будет?

      Бежать? Сбежать с позором? Вернуться с позором? Быть казненной с позором, что не смыть ни ее сестрам, ни брату, ни их детям? Нет! Позор хуже смерти. Может, она не была честна. Но, видят боги, она не бесчестна!

      Она ведь следовала зову сердца. Смотри же! Смотри, к чему ты привело!

      Прости, отец!

      Прости! Прости, что не пала в бою! Разве ж не было бы это лучше, чем навлечь теперь кару на семью?

      Полог шатра шуршит тканью по земле. Жемчужный свет луны на миг широкой полоской ложится на постель рядом с ней. Свет приводит гостя, чьи очертания до боли знакомы. И лишь бледный тот луч замечает, как сталкиваются черные звезды их зрачков.

      Боль неведомым чудом притупляется. Словно бы лишь глаза его могут облегчить ее страдание.

      Мэй замирает, глядя на вошедшего в шатер мужчину. Предательски скользит по перебинтованной груди и голому животу ткань покрывала, обнажая страшную правду.

      Женщина в армии. Наказание – смерть!

      Это его голос звучит сейчас в ее голове – неумолимо и жестко.

      Обман. Наказание – смерть!

      Дыхание ее останавливается.

      Вот она, расплата за ложь? Недаром меч в руках держит.

      Они оба знают, каков его долг. Клятва верности Императору, государству и самому себе стальными путами приковала к его рукам вычищенный до блеска смертельно-острый меч. Только так сможет смыть следы мнимого бесчестия, запятнавшие честь и достоинство императорской армии.

      Не казнит он – казнят и ее, и его самого.

      Чэн Юн останавливается у входа. В черном ханьфу генерал сливается с чернотой ночи. Молчаливо смотрит на нее –