Беременная в шестнадцать. Анастасия Мальцева

что Ваня вообще не шутил. Меня накрыло таким испанским стыдом, что я разом засунула в себя три креветки. А так-то королевские креветки в кляре для моего рта – всё равно, что банан для обезьяньей задницы.

      Я не знаю, почему мне полезли в голову такие странные сравнения. Я вообще не знаю, как нужно было себя чувствовать, когда человек реально просил водочную карту.

      – Во, это давай, – Ваня ткнул там на что-то, потом ещё на что-то. – И вот этого два.

      Официант серьёзно спросил:

      – Что-то ещё?

      – И вот это, – мигом ответил Ваня и отложил карту подальше от официанта. – Потом ещё посмотрю, – а когда тот отошёл, нагнулся ко мне и шёпотом спросил: – У тебя ж хватит?

      Я кивнула.

      Внутри снова жгло, но я уже не могла сказать, что очень приятно. Но буквально через пару секунд это изменилось.

      – Обалдеть, – Ваня проглотил последний кусок стейка и откинулся на спинку стула, – у тебя такие глаза огромные. Синющие. Это линзы?

      Я помотала головой и прикусила губу. Вот как так в одно мгновение он мог вогнать меня в краску и поднять из ямы стыда на сколько-там-метров-над-небом?

      – Кулон у тя классный!

      Я похихикала и в тот же момент сама поняла, насколько дебильно, но не успела я покраснеть, как Ваня сказал:

      – А неплохо мы тогда отметили, а?

      – Да, мне понравилось, – я взяла салфетку, чтобы просто занять руки. – И спасибо, что… помог мне с этим придурком.

      – Угу-угу, – Ваня принялся за бифштекс и настойчиво высматривал официанта.

      Тот вскоре пришёл с четырьмя порциями алкоголя, две из которых тут же отправились за бифштексом.

      – Слушай, а так-то там кто-то живёт?

      – Где?

      – На даче твоей этой.

      – А… она ж не моя.

      Он замер, покивал и продолжил есть. Какое-то время ел молча, и мне было неловко. Я не знала, что делать и говорить. Поэтому тоже стала есть, хотя есть совсем не хотелось. Я ела и смотрела на его всё ещё влажные волосы, густые брови и идеально ровный нос.

      Его олимпийка тоже не высохла, и мне так захотелось его согреть, что аж в груди защемило.

      Он продолжал есть и пить. Прикончив свои четыре порции, присосался к согревшемуся Танькиному коктейлю.

      Захмелевший, поднял на меня глаза и растянул такую широкую улыбку, что мне аж стало неловко.

      – А тебе, малая-то, сколько лет?

      – Четырнадцать.

      Он не отрывал от меня взгляда, потом цокнул и сказал:

      – Жаль.

      Я ждала продолжения, но он снова вернулся к еде. Уже почти что носом водил по очередной тарелке. Вот-вот прикончит всё, что Танька заказывала.

      – П-почему?

      – А?

      – Почему жаль?

      – А-а-а, – он опять заулыбался и выпрямился. – Была бы ты постарше, – он облизнул губы и медленно закивал.

      У меня аж кровь к низу живота прилила.

      – А… тебе сколько?

      – Мне-то? А сколько дашь?

      – Ну… не знаю… семнадцать?..

      – Ну почти, – он потёр в уголках рта. – В прошлом году было. А так я уже дядя большой.

      – А ты чё не ешь почти? Тебе помочь, может?

      – Ну…