Даль весенняя. Евгений Павлович Молостов

летали бомбить Горький через наши деревни Афонино, Новопокровское и Анкудиновка, близстоящие зенитки стреляли по ним, и осколки от снарядов, падая на землю, могли задеть и нас. Солдаты из воинской части, которая находилась в Кузнечихинском клубе, недалеко от поля, запрещали нам ходить по этой дороге. Но мы ходили, рисковали, потому что от Мызы до нашей деревни это был самый короткий путь. Стрельба по вражеским бомбовозам всегда напоминала мне, что я скоро окажусь участником войны, и я со дня на день ждал своего призыва. И вот однажды пришел с работы домой, а дома уже собрались родня и соседи. Мать печет кокурки и пироги. У самой слезы текут по щекам. Приготовили мне целый мешок сухарей. Читаю на столе повестку: “Явиться в Кстовский РВК 25 марта 1942 года”. Это значит – на другой день. Утро следующего дня выдалось солнечным. Колхоз выделил подводу, и я с провожатыми поехал в райвоенкомат Старого Кстова. В Кстове собрали сто призывников. Прошли медкомиссию. Политрук сказал, что, прежде чем попасть на фронт, нас повезут учиться на младших офицеров.

      30 марта 1942 года, построив в шеренги, нас отправили в Горький на Сортировку, а затем повезли на восток.

      Остановились под Свердловском, в лесу, в Еланских военных лагерях.

      Отобрали нас 30 новобранцев. Около месяца мы строили там землянки. Спали на постелях из елочных веток. В первых числах мая отправили на шестимесячные курсы в Камышловское пехотное училище, это 18-20 км от Еланских лагерей. Там нам выдали обмундирование. 15 мая мы приняли присягу.

      И начали нас учить тактике, маршировать, правильно держать винтовку, как ползать по-пластунски, спасаться от конницы, находить врага, приемам штыкового боя (штыками кололи щиты). Ходили на стрельбище, заучивали обязанности бойца и командира. Но доучиться нам не дали. И званий не присвоили.

      В сентябре прошел слух о том, что вышел приказ Сталина о контрнаступлении наших войск под Сталинградом и что нас хотят туда отправить. Уже вагоны на железную дорогу подали. Но время шло, а мы, находясь на прежнем месте, продолжали маршировать, ходить на стрельбище. И все-таки пришел тот день, и нас, курсантов трех училищ – Камышловского, Тюменского и Березовского, соединили вместе. Получился смешанный состав. Нашей воинской части дали название: “96-я отдельная стрелковая бригада”. И отправили под Сталинград.

      В поезде я сидел напротив окна. Ко мне подошел комиссар нашего вагона (кажется, майор) и говорит: “Послушай, Коротков, может случиться, что над нами будут летать вражеские самолеты и бомбить нас. Вот тебе ручной пулемет (Дегтярёва), если увидишь их, лупи по ним из него через это окошко”. Только проговорил он, слышим гул приближающегося немецкого стервятника. Взрывы бомб. Наш поезд остановился. Некоторые вагоны загорелись. Мы выскочили из них. Из самолета началась пулеметная стрельба. Несколько человек ранило. Послышались крики, стоны. Кругом суматоха. Когда самолет скрылся, все более-менее успокоились. Нас переформировали. Загрузили в уцелевшие вагоны. И мы снова поехали. Тесно стало. А ничего не поделаешь – всем ехать