Обратная сторона руны. Мария Куприянова

что раздирает прямо сейчас, оттого что любимая почти в могиле? Разве мало уверенности в том, что только эта дорога ему предназначена?

      Эйвон Коул открыл сундук, вывалил на пол одежду и достал со дна резную шкатулку из диковинного белого материала.

      – Это слоновая кость, – пояснил он, открывая ее. – Ты никогда не видел слонов, но все еще впереди, неправда ли?

      Внутри на черном бархате лежал небольшой хрустальный сосуд с темной жидкостью.

      – Подумай хорошенько еще раз. После того как ты выпьешь это, обратного пути уже не будет.

      Рин взял зелье. Почувствовал тепло, которое исходило от бутылька, словно дотронулся до тлеющего уголька. Вгляделся в вязкую жижу: внутри то и дело вспыхивали яркие огненные искорки.

      – Чем больше ты медлишь, тем тяжелее будет выпить его, – заметил Коул. – Смотри, оно пробуждается.

      Рин сорвал сургуч с горлышка и не колеблясь опрокинул в себя зелье.

      Он словно влил в себя адское пламя. Оно опалило горло, пищевод и бухнулось в желудок, скрутив его в тугой комок. Рин закашлялся, схватился за грудь и рухнул на колени, порываясь извергнуть из себя этот жгучий яд, вывернуться наизнанку, лишь бы не чувствовать, как тот быстро разливается по всему телу, как выкручивает мышцы, заставляет кровь кипеть и бурлить, как сжигает кожу.

      «Ты же этого хотел», – зазвучал в голове голос. Оглушающий. Властный.

      «Ты же хотел получить Мою Руну?! Хотел получить силу демона?!»

      Рин стиснул зубы, до крови сжал кулаки, огромным усилием воли открыл глаза…

      Рубашка обгорела и свисала клочьями, а на груди пылала огненная руна – раскаленным железом врезалась в плоть, пламенными языками охватывала плечи, вгрызалась в тело, жадно пожирала саму душу.

      Сопротивляться не осталось сил. Рин поддался, впустил демона. И сам стал пламенем – яростным, ненасытным. Отдавая по кусочку свое тело и сознание, терялся в этом безумном огненном круговороте. Перед глазами мелькали яркие картинки: какие-то люди, которых он уже не помнил, какие-то места, где он никогда не был. Калейдоскоп красок: синих, зеленых, красных – скручивался в один огненный шар. Шар рос, пока не превратился в огромный золотой глаз. Рин знал, кому он принадлежит, потому что часто видел его в своих кошмарах. И тогда закричал так, как никогда в жизни: надрывно, страшно, без голоса – одним лишь сгорающим сердцем.

      Глава 6

      – Неужели ничего нельзя сделать? Совсем ничего?

      Пекарь умоляюще смотрел на Гюнхэла, сидя рядом с кушеткой и продолжая сжимать в руках изрядно отощавший кошелек: большая часть его содержимого уже перекочевала в карманы лекаря.

      – Авейлушка, за что же это… За что… – причитал убитый горем отец. Он потянулся было к дочери, но тут же замер, не решаясь прикоснуться к изуродованной плоти.

      Гюнхэл глухо процедил:

      – Я сказал. Делаю все, что в моих силах.

      Внутренне поежившись, он промокнул лоб больной влажной тряпкой и тут же поспешил отойти на несколько шагов: ее рука, лицо, шея совсем почернели, страшные язвы сочились отвратительно пахнущим