Контракт на гордость. Алекса Гранд

«телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, вы можете оставить свое сообщение».

      И не сдавалась ровно до тех пор, пока случайно не наткнулась в фейсбуке на фотографию счастливой семьи, отдыхавшей на Майорке. На фоне океана в белоснежном купальнике стояла моя мать. С другим мужчиной. И с дочерью, которая, очевидно, была ей куда нужнее никчемной меня.

      Закончив рассказ, я перевожу дыхание, а Саша судорожно сглатывает, отчего кадык дергается на его атлетической бронзовой шее.

      Глава 8

      Лиза, 14 лет назад

      Когда тебе восемь – весь мир против тебя.

      Когда тебе тринадцать – ты против всего мира.

      (с) к/ф «Сестры».

      Пару недель назад мне исполнилось четырнадцать, я с гордостью получила бордовую книжицу под названием «паспорт», и, видимо, жизнь решила, что я достаточно взрослая для ее дерьма.

      Этот хмурый ноябрьский день ничем не отличается от вереницы таких же. Я сижу в своей комнате, качая ногой, и безуспешно бьюсь над системой уравнений. К слову, математика никогда не была моей сильной стороной. Около полудня с грохотом хлопает входная дверь, и я с удивлением вслушиваюсь в папин голос.

      Обычно он не приходит домой на обед, потому что, во-первых, он очень загружен в своем офисе. Ну, а во-вторых, отношения родителей далеки от идеала. Когда-то приносившие эйфорию походы в кино канули в лету, совместные ужины стали редкостью, а букет цветов отец приносил маме года так три назад.

      – Вера! – басит отец на всю гостиную, а я подпрыгиваю в кресле и поджимаю под себя ноги. Становится неуютно от нехорошего предчувствия, стянувшего обручем грудь. – Ты ничего мне не хочешь объяснить?

      Я не слышу, что отвечает мама, но мне необходимо это знать. Поэтому я откладываю тетрадь в сторону и на цыпочках выхожу в коридор. Прижимаюсь боком к стене и задерживаю дыхание, когда папа срывается на крик.

      – Отвлекись ты от своего дурацкого сериала! – негодует он, хватая пульт и все-таки выигрывая у телевизора битву за внимание собственной супруги. – Почему у меня на работе каждый второй говорит, что жена изменяет Истомину?

      Желваки на его скулах ходят, руки сжаты в кулаки, а я поддаюсь липкой панике и прекрасно понимаю, что мой иллюзорный мирок вот-вот рухнет.

      – Потому что это правда, Андрей, – спокойно произносит мать и вручает отцу небольшую белую бумажку, при виде которой его брови изумленно ползут вверх. – Я развожусь с тобой.

      – Повестка в суд? Серьезно?

      Пространство вокруг меня плывет, паззл никак не складывается, и я не могу осознать, что черное – это белое, белое – черное, а мы уже давно не любящая друг друга семья. Сейчас хочется кричать, бить посуду и совсем не хочется видеть никого из родных. Так что я возвращаюсь в комнату, накидываю толстовку с капюшоном, засовываю сиди-плеер в ее бездонный карман и опрометью скатываюсь по лестнице на первый этаж.

      Папа что-то кричит мне вслед, но я не слушаю. Выбегаю на улицу