Капитан Ульдемир. Властелин. Владимир Михайлов

учить не надо было.

      Загорел – как встарь, до пострига еще, в деревне, загорал за лето. Привык. И ног своих – голых, волосатых, как у беса, – стыдиться перестал; а сперва стыдился. Здесь это не было зазорно.

      Сам и не заметил, как въехал в лес. Просто остановился раз, спешился, огляделся – а уже кругом деревья, и за спину зашли, опушку и не разглядеть. Но не смутился: понадобится – полоса и назад выведет. А пока что поедем дальше.

      На всякий случай выломал, однако, дубину. Зверь, не приведи Господь, встретится или еще кто… Вез дубину поперек седла.

      Вечерами разжигал костерок. Грелся. Пил кипяток. Заправлял его порошком из корабельных припасов, множившим силу. Вздыхал: кваску бы… Эти люди в нем не понимали, никто. Капитан, правда, еще помнил: да, была такая благодать – квас. Хлебный. Настоящий.

      Перед сном представлял, будто сидит на корабле перед вычислителем или аналитом. Разговаривает про себя с машиной, нажимает клавиши, вводит программу, проверив предварительно. И пока жужжит машина, как пчела в колоде, снова будто сам напрягается, закрыв глаза, словно лошади помогает вытянуть воз из колдобины.

      Легкое и хитроумное занятие. Другой мир. Цифры живут, любят друг друга, гневаются, сходятся, расходятся, порой идут стенкой друг на друга. Умирают и воскресают – просто, конечно, Господи. Весело живут цифры, деятельно. А он за ними следит и при нужде помогает.

      Утром просыпался легко, набирал воды в седельную флягу и дальше пускался по лесу – до новой воды.

      Ехал таково по лесу четыре дня.

      И вдруг просека кончилась.

      Вывела на поляну, обширную, аккуратно круглую, и кончилась.

      Приехал, значит. Куда только?

      Спешился.

      Земля тут была теплой. Как кострище, когда разгребаешь угли по сторонам, чтобы тут, на теплом, спать.

      Иеромонах покачал головой, удивляясь.

      Обошел полянку. Еще одна просека начиналась, видно, тут когда-то. Но за ней ухода не было – заросла. В лесу недолго. И, однако, отличить ее можно было сразу: деревья были помоложе, не вековые, как вокруг.

      Что же тут такое было – что просека, и земля теплая?

      Иеромонах пустил лошадь пастись и стал ходить по лужайке – не абы как, а по кругу, все приближаясь к середине. Нашел место, где земля как бы подрагивала едва заметно.

      Лег, расчистил кружок, прижал ухо.

      Жужжит. Тихо, потаенно жужжит.

      Посидел, раздумывая.

      Нет, понял, это не из той жизни, не из крестьянской. Там, если жужжало – знал, что простое что-нибудь. Ну, пчелы. На корабле разных жужжаний было много, и уже не сразу поймешь, что и почему. И здесь так же: жужжит, а что – непонятно.

      Поэтому Иеромонах решил не копать и вообще ничего тут не трогать. Его дело – увидеть и потом рассказать…

      И тут как раз застучало.

      Подняв голову, он прислушался.

      Стучало не под землей: стук доносился издалека. Словно собрались во множестве рыжие дятлы и колотят носами наперебой.

      Иеромонах раздумывал, склоня голову. Вздохнул. Встал, взнуздал лошадь. Сел и поехал – туда, где стучало.

      Дятлы