Капитан Ульдемир. Властелин. Владимир Михайлов

я пришел сюда по очень важному делу…

      – Как и все, – сказал он. – Те, у кого нет важных дел, сидят дома.

      – Послушай меня: планета в опасности! И от вас во многом зависит, удастся ли предотвратить ее.

      Он бросил на меня короткий взгляд.

      – Мы тут судим так, – сказал он. – Чем важнее твое дело, тем больше тебе должны доверять, верно?

      – Правильно, – сказал я.

      – Да, правильно. А как доверять человеку, которого мы не знаем?

      Я пожал плечами.

      – Не знаешь. А мы знаем. Мы даем человеку работу, если у него нет своей, и смотрим, как он ее делает. Если хорошо, мы ему верим и с ним считаемся. Если плохо…

      – Ясно, – сказал я, хотя такой поворот мне не нравился. – И долго надо работать, чтобы вы поверили?

      – Как кому удается. Иногда можно понять и за три дня.

      Три дня, подумал я. Много.

      – А может, ты все же сперва выслушаешь?

      – Почему делать для тебя исключение? Иди работай. Если нет ничего другого, раскапывай бугры. Там есть какие-то вещи, которых мы не можем понять. Развалины домов; там кто-то когда-то жил, мы не знаем кто. Кости… Человеческие. Плохо, когда валяются кости людей.

      – Может быть, там было кладбище?

      – Нет, когда хоронят, кости лежат не так.

      – Странно.

      – Не странно, а плохо. Очень плохо, когда кости людей валяются как попало. Смотри не испугайся, когда будешь копать.

      Чем-то известным, но, как я думал, уже забытым потянуло от его слов, забытым и нехорошим. Но сейчас я не хотел размышлять о плохом, пока обстоятельства не заставляли делать это.

      Несколько часов я просто бродил по городку, меня никто не останавливал и ни о чем не спрашивал; так же слонялись и другие, пришедшие одновременно со мной. Я подумал, что такую возможность давали нам намеренно: люди могли приглядеться, встретить знакомых и вообще прийти в себя после такого значительного события, как разрыв с Уровнем и уход в лес. И я бродил и глядел, как другие.

      Дома здесь были попроще, чем в городах, и люди одеты похуже; выцветшие, заплатанные рубашки не были редкостью, а на лицах читалась привычная, уже неощутимая для самих людей озабоченность, какой не страдали, например, ни Анна, ни ее друзья. Но в глазах лесного племени виднелось и другое: выражение самостоятельности и большого достоинства, что ли. Особенно когда человек был занят работой. А работали здесь все. Один, например, сидел и вырезал из дерева ложки: прекрасные ложки, красивее, тоньше, элегантнее, чем те, что в мое время продавали как сувениры; но это дело было понятным, и хотя ложка, конечно, вещь необходимая, особого удивления не вызывало. И тут же, в соседнем дворике, возле кое-как построенного сарайчика, молодой, с неделю не брившийся парень возился над какой-то конструкцией, назначение которой я понял не сразу, а когда понял, то не знал, плакать или смеяться: Дедал, полуголый и лохматый, ладил крылья, а Икар, лет этак трех, возился около него, помогая и мешая; а та, чьего имени миф до нас не донес, – та, что полюбила Дедала, и варила ему