Небо ближе к крышам. Рассказы и повести. Михаил Касоев

выцветшая игрушка, лежала на спине, склонив головку набок, и смотрела на него живо, с явным интересом.

      – Пил?

      – Нет!

      – Врёшь!

      – Чуть-чуть…

      – В стельку! Я же вижу!

      – С чего ты взяла?

      – Трезвый внук не придёт проститься с бабушкой с табельным, наизготовку, пистолетом в руке.

      Раздражённая бабушка генерал-майора прикрыла глаза, то ли чтобы притвориться спящей, то ли чтобы на секунду отлучиться из настоящего в то благословенное время, когда её внук был ещё таким маленьким, таким трогательным, таким прелестным! Как ландыш…

      Небо ближе к крышам

      Сила влияния эпиграфа меньше силы влияния эпитафии на величину вечности. Но число эпиграфов всегда равно числу эпитафии.

⠀Fenomenologia, неизвестный автор

      Перед оглушающей ссорой в доме часто стоит напряжённая тишина.

      В тот поздний вечер её, как могли, старались не нарушать Токэ Делинги и его старшая сестра Бана, ассимилировавшиеся гуджаратцы немецкого происхождения, никогда в жизни не слышавшие героических песен о Зигфриде.

      Пьяный до отсутствия связных мыслей, Токэ щедро дышал хриплыми запахами любимых блюд духана «Тросы», но старался поменьше передвигаться по скрипучему квадрату их совместного с сестрой домика, давно и незаконно поставленного на крыше трёхэтажного старого здания в Гуджарати, в самом конце улицы, названной Поклонной. Она натужно подпирала Чистую гору, подымаясь в которую горожане преодолевали настолько крутой угол наклона, что казалось, они кому-то церемонно кланяются на ходу.

      Задняя дверь дома выходила в свободное пространство на соседнюю крышу, где изжёванный похмельем Токэ мог по утрам посидеть «на диете солнечного света», как говорила, смеясь и тряся сдобными подбородками, соседка Илала.

      Раздражённая Бана с видом «я здесь одна» занималась поздними хозяйскими делами. Её муж, глухонемой грузчик и добряк Сокило, отрабатывал вторую смену на городском мясо-молочном комбинате имени итальянских борцов за права трудящихся Сакко и Ванцетти.

      Дочь Лисо, зрело шуршавшая при ходьбе трущимися колготками на мясистых, не очень длинных ногах, состояла в благополучном и после медового месяца браке с заведующим пунктом приёма стеклотары Джонни Г. и счастливо не жила, по её выражению, «в этой голубятне».

      Токэ неохотно боролся с приступом назойливого жора и рассчитывал победить его с помощью «заготовок на завтра», которые Бана утрамбовывала в маленький холодильник «Юрюзань», исполосованный ржавыми рубцами на бежевом корпусе.

      «Сестра моя!» – собравшись, ласково-дурашливо начал было он и вместе с тишиной пожалел об этом. Бана превратилась в «вербальный ураган», сила и продолжительность которого разбросали биографию Токэ как вещи при внезапном обыске.

      «Босяк, ты хочешь кушать? Расколоться твоей голове! Тебе сорок лет. Почти. И что? Два туманных, невнятных брака. Ни одного ребёнка. Три года