Презумпция вины. Анна Бабина

2017

      Кажется, кафе называлось «Дарья». Строго говоря, не кафе даже, а круглосуточная забегаловка-шаурмячная на транспортной развязке, пропахшая хлоркой и прогорклым жиром, рай для всякого сброда. Место предложила Ксения: она по привычке всего дичилась и стеснялась, особенно кафе и магазинов одежды. Нина к тому времени уже девять лет не жила в Староуральске и совсем от него отвыкла. Им было одинаково неуютно, и это сближало похлеще семейных уз.

      Нина приехала в «Дарью» с ночного рейса, заняла столик подальше от шумной компании таксистов и бессмысленно уставилась в окно. Ореолы фонарей, рыжие, воспалённые, расплывались по черноте. Набухшее небо всё равно висело выше, чем в Питере. Снег лежал на оконных отливах, как вата между рам в бабушкиной квартире.

      Бабушка. Бабушка. Бабушка.

      И квартиры теперь нет – она завещана Зойке. Бабушка сказала об этом Ксении за месяц до смерти, и та не обиделась. Зато Нина обиделась – за двоих. Почему Зойка? Почему всё ей?

      Уныло звякнули трубки китайского колокольчика над входом. В кафе вошла Ксения. Она была в чёрном пуховике, тёмные волосы стянуты на затылке в тугой хвост, лицо молодое, гладкое, с какой-то особой чугуевской дерзинкой. Точь-в-точь бабушка Лида в молодости. Бабушка была красавицей от начала и до конца. На фотографии, где они сняты вместе с сестрой, это не так заметно: яркая Зоя затмевает Лиду, отвлекает своей тревожащей, недетской красотой. Зато на других, послевоенных, портретах от бабушки глаз не отвести. Потому что у Зои нет послевоенных портретов.

      Все женщины в их роду красавицы – все, кроме Нины.

      Ксения улыбнулась ей обветренными губами и прошла к стойке.

      – Тебе взять что-нибудь?

      Головы таксистов повернулись одновременно, как на нитку нанизанные.

      Нина замотала головой.

      Ксения заказала комплексный обед – их здесь подавали круглосуточно.

      – Зря отказываешься, тут лучшая шаурма в городе. Я поем быстренько, пока Зоя не пришла. При ней как-то неудобно. Как твоё житьё-бытьё? Как учёба?

      Нина молча смотрела, как Ксения хлебает суп. Что положено говорить в такие моменты родственникам, с которыми не виделся… лет восемь? Ничего, наверное. Не случайная же попутчица, в конце-то концов, чтобы ей душу изливать.

      – Нормально. Универ давно окончила. Работаю юристом.

      Ксения, казалось, хотела что-то ещё спросить, но передумала. Отодвинула пустую миску из-под супа и зашуршала обёрткой шаурмы.

      – Как твои дела? Девочки как?

      – Дина уехала в Москву. Лиза со мной.

      – О, а куда Дина поступила?

      – Никуда. С мужиком она уехала, – и тихо добавила, – мы с ней не общаемся. Вообще.

      Повисла пауза. Ксения положила на стол наполовину раздетую шаурму и, не таясь, достала из сумки плоскую фляжечку.

      – Возьми себе кофе, – сказала, – я поделюсь. Это хороший коньяк. «Старый Кенигсберг».

      – Я крепкое не пью.

      – Из-за Тамарки?

      Нина