Презумпция вины. Анна Бабина

вот она уже заправская деревенская баба. «Мой». Лизу передёргивает, она уходит на кухню и там садится в самый тёмный угол.

      Улыбка делает ссадины на лице Ксении заметнее. Пётр Фёдорович качает головой:

      – Сильно он вчера нагрузился?

      – Да, в дрезину. Уехал куда-то посреди ночи. Как видите, пыталась удержать – получила.

      – Ладно, что вокруг да около ходить, – неожиданно зло говорит участковый, – в карьере Светлов. Доездился, прости Господи, – и добавляет тихо, чтобы Лиза не услышала, – погиб он, Ксюш.

      Но Лиза слышит, слышит. Не она даже, а грозное существо внутри. Она вскидывается, как лезвие на пружине. Её как будто выключают в кухне и включают в коридоре – незаметная, неслышная, белые косы бьются за спиной.

      Улыбка Ксении гаснет, лицо превращается в скорбную маску, но Лиза – только она! – успевает заметить, как на секунду, одну секунду, мелькает странное выражение…

      Его не перепутаешь.

      Она довольна.

      Довольна.

      Не рада случайности, а довольна – собой.

      Собой?

      А потом вместо черноты из глаз Ксении брызжут слёзы.

      – Надо опознавать, Ксюша, – мягко говорит участковый.

      Он снимает с крючка ватник и набрасывает ей на плечи:

      – Застегнись, там мороз.

      Лиза бросается подавать валенки. Под ними остаются влажные следы, но в суете и полумраке сеней их никто не замечает. Никто ли? Ксения смотрит на неё в упор.

      Скрипит половица.

      Воет в трубе.

      Тваррррррр.

      Чернота, выплёскиваясь из их глаз, затопляет дом.

      – Я скоро, – Ксения клюёт дочь в ухо холодными губами.

      В совершенной черноте, которая теперь не кажется страшной, Лиза допивает остывший чай, машинально ополаскивает кружку и поднимается наверх. Дом умолкает, мирно сопит Динка.

      Светлов в карьере. В песчаном карьере.

      Фонарь над крыльцом очерчивает жёлтый круг посреди заваленного снегом двора. В окно видны баня, огород, высокий забор, а за ним – непроглядная тьма, в которой прячется зубчатый лес.

      Он был пьян и съехал с дороги в карьер.

      Ещё и пару сигнальных столбиков сшиб – под снегом они совсем не видны, эти низенькие чёрно-белые столбики, похожие на сморчки.

      Она не знает, куда он ездил.

      Ночью шёл снег и занёс все следы.

      Динка рыдает.

      Лиза украдкой трёт мокрым пальцем глаза, чтобы покраснели.

      Ксения плачет сама.

      Участковый говорит: «Горе-то какое, господи».

      Ксения плачет горше.

      Ксюха-непруха, вокруг которой все мрут.

      Староуральск, 2011

      Не квартира, а костюм с чужого плеча. Тут жмёт, здесь тянет, и в целом в ней неудобно. Поскорее бы снять, да не снимешь теперь, она не съёмная.

      Места мало, вещей много.

      В окне монотонный бетон, убогая детская площадка и неаппетитная каша газона. Под качелями лужа, вокруг горки лужа. Десятилетняя Динка гулять не хочет, упирается, кривит ротик: «В лес хочу-у-у». В школе, правда, ей понравилось. Подружек