Морское кладбище. Аслак Нуре

безосновательные обвинения по адресу людей, которых уже не было в живых, в том числе отца. Мама восприняла это очень тяжело, средь бела дня ей всюду мерещились враги да призраки. Проблемы с психикой, которые были у нее всегда, только усугубились.

      – Изъять рукопись – сильное средство принуждения, – сказала Греве.

      – А-а-а! – простонал Улав. – Нервный срыв был вызван не этим, а травмами, которые она так и не превозмогла. Ее поместили в Блакстад. Тяжелые были годы, темные. Ты же знаешь эту историю.

      – Я по-прежнему не вижу связи с завещанием.

      – За минувшие годы мне довелось слышать, что та рукопись до сих пор существует. Что мама хранила ее у судьи как свое завещание.

      Греве кивнула, словно наконец-то поняла.

      – Стало быть, на самом деле последняя воля Веры – рукопись, а не юридически обязывающий завещательный документ?

      – Бог его знает, – вздохнул Улав. – Возможно, то и другое.

      – И теперь ты боишься, что она попала в чужие руки и может быть опубликована?

      – Мы пережили кораблекрушение, очернительские кампании и семейный разлад. И с этим тоже справимся. Но ответ – «да», именно этого я боюсь.

      – Кто об этом знает?

      – Понятия не имею. Последние пятьдесят лет я с мамой почти не разговаривал. Но поскольку речь идет о рукописи, первым делом напрашивается мысль о Юхане Григе, ее издателе.

      Греве озабоченно посмотрела на него.

      – Поговори с Юханом. Четко объясни ему, что он должен молчать.

      Не говоря ни слова, Улав кивнул, Греве встала и вышла из кабинета. Улав запер за нею дверь. Шаги его были тяжелыми, как и дыхание. Оттого что он больше не сын, а только отец? Он сел в кресло, положил ноги на письменный стол. Эта история ярмом давила на него.

      Он взял мобильник, набрал номер Юхана Грига.

      Им часто доводилось встречаться в более-менее официальной обстановке, главным образом на похоронах, но по телефону они не разговаривали очень давно.

      Старый Верин издатель ответил после третьего гудка, вопросительным тоном человека, который видит, кто звонит, но сам себе не верит:

      – Да, алло?

      Голос был тихий, Григ очень сдал в последнее время.

      – Это Улав. Улав Фалк. Есть дело, Юхан.

      – Я бы удивился, если бы ты позвонил, чтобы напомнить о давних днях, – отозвался Григ.

      – Когда ты в последние месяцы побывал в Редерхёугене? – спросил Улав.

      – Не помню.

      – А вот я помню, – сказал Улав, – потому что в тот день мама покончила с собой. В полдень.

      Григ помолчал.

      – Это телефонный допрос?

      – Ты приезжал как обычно, днем, и уехал довольно рано?

      Улав удовлетворенно улыбнулся своему отражению в окне. Нажима Юхан никогда не выдерживал и сейчас был столь же хрупок и податлив.

      – Нет у меня сил шастать возле Редерхёугена по вечерам, – вздохнул Григ. – И уж тем более навещать Веру.

      Это наверняка правда, подумал Улав, но еще и действенный отвлекающий маневр