Тайны гениев. Три книги в одной. Михаил Казиник

творческий импульс, процесс, психологию творческой личности, идеи самоотречения во имя достижения высших целей.

      Под этим монологом вполне могут подписаться величайшие представители науки и искусства всех времен.

      В наше время много говорят о психологии творчества. Одной из слагаемых гениальной личности является так называемая легкость генерирования идей, то есть способность отказаться от скомпрометированной идеи, с каким бы трудом она ни была выношена.

      Величайший пример подобного проявления гениальности у Сальери – в его первом монологе:

      …Когда великий Глюк

      Явился и открыл нам новы тайны

      (Глубокие, пленительные тайны),

      Не бросил ли я все, что прежде знал,

      Что так любил, чему так жарко верил,

      И не пошел ли бодро вслед за ним

      Безропотно, как тот, кто заблуждался

      И встречным послан в сторону иную?

      В образе Сальери перед нами предстает человек высочайшего уровня.

      Ибо, согласитесь, очень немногие способны, как Сальери, встретив подлинного новатора, отречься от всего в своем собственном творчестве и начать сначала, пойти за ним!

      Итак, Антонио Сальери стал поклонником и последователем великого оперного реформатора Кристофа Виллибальда Глюка.

      Но через несколько строк идет еще более потрясающая информация: Сальери называет имя итальянского композитора Пиччини, который

      Пленить умел слух диких парижан.

      И опять то же слово, слово, которым Сальери характеризует Глюка. Неу- жели у Пушкина и у его героя Сальери столь беден словарный запас, если Глюк «открыл пленительные тайны», а Пиччини тоже «пленить умел»? Но ведь это же интереснейший намек Пушкина на самую бескровную войну в истории Европы – войну глюкистов и пиччинистов. Музыкальную войну между сторонниками музыкальной реформы Глюка с его антично-строгой, порой даже суровой, музыкой и поклонниками итальянца Никколо Пиччини, который, приехав из Неаполя в Париж, поразил Европу мягкой лирической пластичностью своих мелодий. Но зачем Пушкину нужно, чтобы А. Сальери упоминал так много имен в столь крохотной пьесе? У Пушкина ничто не бывает случайно.

      Просто отношение Сальери к войне глюкистов и пиччинистов – это пребывание «над схваткой».

      Он, Сальери, так любит музыку, что не может находиться на чьей-либо стороне. Он на стороне самой музыки, он восприимчив к любым позициям, если выигрывает музыка.

      Представляете себе, о личности какого масштаба идет речь у Пушкина? И этот человек – посредственность?

Заблуждение второе:

      Сальери сердится на Моцарта только потому, что Моцарт привел к нему слепого нищего скрипача, который своей плохой игрой портит моцартовскую же музыку.

      Мне предстоит приложить немало усилий, чтобы доказать, что и здесь не все так просто.

      Потому что после того как слепой скрипач закончил пародировать музыку Моцарта, Сальери не хочет реагировать, как Моцарт, то есть смеяться:

      (Старик играет… Моцарт хохочет.)

      Сальери:

      И ты смеяться можешь?

      Моцарт:

      Ах,