Бисмарк. Русская любовь железного канцлера. Эдуард Тополь

превосходную коллекцию рисунков старых мастеров. Его Записка «Об отмене телесных наказаний в России и в Царстве Польском», поданная им императору Александру II, имела широкий резонанс…

      Теплый сентябрьский дождь внезапно налетел из-за Пиреней, курортники резво побежали с пляжа под навесы и зонты, а Бисмарк и Кэтти переместились в кафе «Miremont», знаменитое своими круассанами с малиной, которые таяли во рту. Усевшись за столик, Бисмарк с ходу заказал официанту дюжину таких круассанов для Кэтти («Дядюшка, зачем мне дюжина? Я съем от силы два!»), а себе три дюжины устриц и бутыль белого шабли…

      – Вы начали рассказывать о себе и России, – напомнила Кэтти.

      – Да, конечно, – согласился Бисмарк. – В Петербурге я снимал дом графини Штейнбок на Английской набережной. В охотничьих партиях, разумеется, не было недостатка; я охотился на лося, медведя, волка и держал у себя в доме медвежат, которых отсылал, когда они вырастали, в зоологические сады во Франкфурт и Кельн. Иногда мишка появлялся внезапно за столом, к великой забаве общества, прогуливался весьма благопристойно по скатерти между тарелками и стаканами, или хватал прислуживающего лакея за ногу, и скатывался с устроенной в столовой горки…

      (На глазах у изумленной Кэтти первая дюжина устриц уже исчезла в его могучем желудке…)

      – Вы, княгиня, еще не были в Петербурге? Если поедете, я бы рекомендовал появляться на улице в карете не иначе как со знаками одного из высших русских орденов. Даже верхом, но в штатском платье там не всегда можно избежать опасности оказаться жертвой невоздержанного языка или неосторожной езды отличающихся особой одеждой кучеров видных сановников. А в конфликтах с ними только хлыстом можно добиться признания своего равноправия с их хозяином. Впрочем, я-то вынес из своего пребывания в России лишь приятные воспоминания… Горчаков, неограниченным доверием которого я пользовался, давал мне читать, пока я ожидал его, еще нераспечатанные донесения из Берлина прежде, чем просматривал их сам. Кокетничая своим доверием, он говорил: «Vous oublierez ce que vous ne deviez pas lire»[2] – в чем, разумеется, я давал слово, просмотрев эти депеши в соседней комнате. При этом всякий раз, как мне случалось бывать в Петербурге в одном из императорских дворцов – Царскосельском или Петергофском, чтобы посовещаться с жившим там летом князем Горчаковым, я находил в отведенном мне дворцовом помещении сервированный для меня завтрак из нескольких блюд, с тремя-четырьмя сортами превосходного вина; иных мне на императорском столе вообще никогда не приходилось пить. Ваше здоровье, дорогая! Вы можете не пить, но пригубите, please!..

      (Тут пришел конец третьей дюжине устриц, и Бисмарк заказал себе еще три дюжины.)

      – Несомненно, на кухне русского императора много крали, но гости от этого не страдали; напротив, их порции были рассчитаны на обильные остатки в пользу слуг. Возможно, дворцовые слуги, пользовавшиеся недопитыми винами, успели, в результате долголетнего опыта, приобрести изысканный вкус и не потерпели бы непорядков, от которых пострадало был качество еды и питья, подававшихся

2

Вы забудете то, что вам не следовало читать.